Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще, по идее, нужно бежать назад в подъезд и попросить консьержа-охранника вызвать милицию. Но ведь потом это станет известно Аполлонову, а значит, и маме Тоне, ну и потом Наташе. Что лучше, быть побитым или быть посрамленным? И ведь кастет, как назло, выложил из кармана пальто, собираясь в кино. Забыл совсем, в какое время попал и какие тут нравы.
Драться так драться, может, удастся снова сыграть на слабó этого боксера-недоучки.
– А, Толик-ссыкло. Сам-то боишься, кодлу привел. Чем бы драка ни закончилась, я Наташе скажу, какое ты ссыкло, и она всем в школе расскажет. Как там на тебя смотреть будут?
– Ты доживи до разговора, – оскалился сын главного по козлам.
Глава девятнадцатая
До утра не погаснет окошко,
Глеб Жеглов и Володя не спят.
Пресловутая «Черная кошка»
забоится наших ребят!
Глеб Жеглов и Володя Шарапов
заслужили в боях ордена.
После мирного дня трудового будь спокойна,
родная страна!
Атас! Эй, веселей, рабочий класс. Атас!
Танцуйте, мальчики, любите девочек! Атас!
Пускай запомнят нынче нас,
малина-ягода. Атас!
Ата-атас!
– О, Володя, очнулся! – голос знакомый, но как сквозь толстую подушку, невнятный.
Вовка попытался открыть глаза, но ничего не получилось. Что вообще происходит, где он?
– Эй, молодой человек, вы меня слышите? – Нет, это другой голос, а может и тот. Показался просто знакомым.
– Володя, хорош прикидываться, давай говори, где чего болит. – Опять первый голос. Значит, разговорщиков двое.
– Пить, – точно, пить очень хочется, во рту прямо Сахара.
К губам поднесли стакан с теплой противной водой. Фанты бы холодненькой. Настоящей, из газированного автомата, после олимпиады московской появившихся. Сейчас так не могут. Не та фанта.
– Володя, давай глаза открывай.
– Ох, блин. Голова.
– Голова болит, молодой человек, что голова? – второй голос.
– Болит. Раскалывается. – Федор еще раз попытался открыть глаза. О, один получилось. Над ним склонился человек, высокий и тощий, с чеховской бородкой. В одной руке он держал белую таблетку, а во второй стакан с той самой, наверное, противной теплой водой.
– Новальгин тебе достал. Немецкий. Выпей, – раздался голос слева, и Челенков повернул туда голову.
Там стоял не старый еще мужчина в генеральском мундире. Аполлонов Аркадий Николаевич. Вспомнил Федор. Ешкин кот, по голове! Какой Федор? Какой Иваныч? Какой Челенков? Он ведь сейчас Вовка. Владимир Павлович Фомин. И тут прямо рывком память вернулась. Вспомнил всё, и ту драку в подворотне.
Нет. Надо было отступить. Не храбрость это, а дурость. Взрослый ведь человек, семь десятков лет за плечами, и полез в драку, как шестнадцатилетний пацан.
«Конечно, – хихикнули в голове, – сбежишь один раз, и потом всю жизнь будешь бегать».
Да, крепко перепало. Уже раздвоение личности началось.
Началось… Драка началась с того, что эти школьники, мать их, попытались его окружить. Эти мелкие пошли вдоль стены. Ну уж хрен. Вовка резко рванулся к первому из шнырей и пробил ему ногой. Куда уж получилось. Целил в причинное место, но шибздик успел отскочить, и удар пришелся куда-то в колено. Да и не важно. Главное, что сработало. Хитрован завалился на камень тротуара. Или дороги? Как это место под этой аркой вообще называется? Второй пробираться перестал и шмыгнул за спину бугая с велосипедной цепью. Этот подходил не спеша. Кусок цепи сантиметров семьдесят. И не подойдешь на расстояние удара. Сделав еще шаг, «цепочник» взмахнул орудием своим, и та пронеслась в нескольких сантиметрах от Вовкиной головы.
Федор Федорович Челенков чемпионом мира по боям без правил не был. Ходил в детстве и юности в секцию бокса, но особых успехов не добился, да и потом в его жизни появился футбол. Как противодействовать таким орудиям убийства, он не знал. Просто отступил пока на шаг. Пока есть куда. Здоровяк еще пару раз махнул цепью и при этом один раз неудачно. Все ведь смотрели американские фильмы с Джеки Чаном, когда новичок пытается работать нунчаками. Смешно режиссеры обыгрывают. Каждый раз по голове себе самому прилетает. Цепь – оружие приблизительно того же типа. «Цепочник» попал себе по ноге. Взвыл и наклонился. Естественная реакция организма на боль.
Вовка дожидаться выпрямления противника не стал и со всей силы пнул в правое предплечье. Попал. Бугай взвыл и повалился на брусчатку. Фомин шагнул к нему и левой ногой без замаха ударил куда-то в район лица. И сразу отскочил. И вовремя, на сцене появился сам Толик. Он вполне удачно выстрелил двоечкой. Первый удар прошел вскользь по плечу, а вот второй попал в ухо Вовке. Тоже по касательной, но, блин, как больно. Ухо, наверное, сломал.
Толик после удара провалился, Вовка ведь с траектории ушел, он оказался с левого бока Козлова и без замаха, в целом не очень сильно, чтобы случайно не убить, пробил тому по почке.
– А-а-а! – И Толик падает.
Вовка огляделся. Остался последний шибздик, и он шагнул к нему. Почувствовал какое-то движение сзади, но среагировать не успел. Удар по голове. Острая боль. И темнота.
Вовка проглотил большую горькую таблетку и запил невкусной водой.
– Аркадий Николаевич, где я?
– В госпитале нашем. Подлечим. Не боись. Ничего страшного. Руки-ноги целы. Голова только…
– Что с головой? – не дождался продолжения Фомин.
– Пять швов. Да не беда. Шрамы украшают мужчину. А у тебя и не видно будет. Да, доктор? – генерал повернулся к врачу. Сразу видно, в белом халате и с бородкой чеховской. Чехов ведь врач? Врачам положены бородки. И пенсне еще. Не было пенсне. Были золотые очки.
– Рана в волосистой части головы. Зарастет. Шевелюра у молодого человека роскошная. Нет, ничего видно не будет. Потом. Сейчас-то лысый, как биллиардный шар, и все, естественно, видно.
– Слышал, Володя. Все пока видно. Я сегодня фотографа пришлю. Запечатлеет тебя в бинтах и шрамах для семейного альбома. – Аполлонов хекнул, засмеялся, наверное, потом вздохнул тяжело и повернулся к «Чехову». – Доктор, вы не оставите нас. Мне с вашим пациентом по делам милицейским поговорить надо.
– Конечно, конечно. Не долго только. Сейчас его повезут в палату. Тут