Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Папа! Ты казнишь Феликса?! – не веря своим ушам, Эруаль бросился к отцу. Опустившись на колени перед его креслом, он взял в свои руки его холодную вялую ладонь и, заглянув в пустые мрачные глаза, тихим шепотом спросил: – За что?!
– В самом деле, что случилось? – в этой семейной драме только Витек не терял присутствия духа. Хотя, безусловно, новость ножом полоснула его по сердцу и неподдельной болью отозвалась в голосе и глазах. – Неужели у Алых цветков не осталось врагов, что они начали истреблять сами себя?
– Ты все язвишь! – горько произнес Элебрут. – Издеваешься над эльфийским горем?
– Я хочу получить ответы на все свои вопросы, – твердо сказал Витек, чеканя каждое слово. – Я хочу, чтобы вы потрудились объяснить мне… и вашему сыну суть дела.
– Папа! Скажи, что Феликс не виноват! Его оклеветали! – с мольбой в голосе прошептал младший принц Лавандины, еще сильнее сжимая ладонь отца. Элебрут перевел на него грустный долгий взгляд, въедающийся не только в глаза, но и в саму душу, взгляд, который не оставлял сомнений в том, что для брата Эруаля все кончено. И молодой эльф, пораженный этим жестоким отрицанием его надежд, каким-то убитым голосом прошептал: – Папа…
Он опустил глаза и прикрыл веки, словно погрузился в своеобразный транс. На самом деле принцу хотелось рыдать и биться в истерике, проклиная все на свете. Неужели его брат, его милый, добрый, застенчивый Феликс, его маленькое "солнышко" должен умереть!? Этого просто не может быть! Эруаль чувствовал, что сходит с ума, что отказывается верить в происходящее. И ему уже не надо было никаких объяснений. Он понимал и заранее оправдывал Феликса. Оправдывал в своем сердце.
Между тем, Элебрут нашел в себе силы снизойти до объяснений, и каждое слово, с трудом произнесенное им, заунывным звоном похоронного колокола отдавалось в сердцах Витека и Эруаля, причиняя им невыносимые страдания, страдания, с которыми почти смирился король Элебрут, и которые с необыкновенной остротой сейчас испытывал по новой.
Позавчера вечером Элспет и Феликс устраивали облаву на темных эльфов, которых заметили на границе Лавандины. Элспету уже пора передавать тонкости этого дела своему брату, поэтому я отправил их вдвоем. Под их командованием был отряд из пятидесяти эльфов, поэтому вылазка не содержала в себе никакого риска. Темные были пойманы и, как обычно, перед заключением в пещеры оставлены на ночь в клетке на дворцовой площади. И Феликс… Феликс попытался освободить их. За этим делом его и застал отряд стражников. Естественно, они подняли страшный шум. Моего Феликса схватили и представили мне на суд. Я был в растерянности и отчаянии. Мне пришлось велеть заключить его под стражу до утра и разбираться в случившемся на следующий день. Но, едва рассвело, под окнами дворца собралась толпа. Они требовали сжечь преступника, невзирая на то, что он принц. Мой сын… "Закон един для всех!" – то и дело выкрикивали из толпы. Все, что я смог сделать, это отсрочить его казнь на пару дней. Завтра на рассвете Феликса сожгут.
Элебрут опустил голову. Его голос оборвался. В наступившей тишине все отчетливо услышали, как Эруаль тихо-тихо прошептал: "Нет!", и из его глаз полились беззвучные слезы. Его отец пошевелил пальцами, высвобождая свою руку из рук сына, и ласково положил ее ему на голову. Как-то механически провел пару раз ладонью по его длинным шелковистым волосам. Тишину разорвал гневный голос Витека, не могущего выносить слез своего ученика:
– И вы ничего не делаете, чтобы спасти своего сына?!
– А что тут сделаешь? – Элебрут был опустошен. У него не было сил спорить с умным и сильным оппонентом. – Народ подписал приговор моему сыну. Его нельзя не привести в исполнение.
– Нельзя опускать руки! – голос Витека уже походил на рык разъяренного льва. – Если невозможно вытащить Феликса из лижущих языков пламени законным путем, преступите его! Идите против всех правил и против всех заповедей, идите против судьбы и здравого смысла! Все это ничто по сравнению с тем, какая страшная смерть угрожает вашему сыну! Все мы прекрасно знаем, что в случившемся не было злого умысла! Феликс руководствовался исключительно благородными порывами, и подтолкнула его к этому беспокойная совесть! Если вы и в самом деле любите вашего сына, вы презреете закон и порядок!
– Можно идти против законов, судьбы и здравого смысла, но невозможно идти против собственного народа! – Элебрут начинал нервничать и раздражаться. – Он видит во мне справедливого и неподкупного правителя! Если я не отдам приказа казнить Феликса, поднимется бунт, эльфы сочтут, что закон не равен для всех!
– Опять закон! Забудьте о нем! Наймите кого-нибудь, пусть вытащат Феликса из лап палача или же из самого пекла! Пусть спасут его втихую или на глазах у толпы! Да пусть сделают для него хоть что-нибудь! А там, пусть считают его преступником, государственным изменником, да хоть самим дьяволом, примерившим белые одежды, им его больше не увидеть! Я подыщу для него убежище, в котором его никто не найдет. Потом, когда история забудется, он сможет вернуться во дворец.
– Витек, бесполезно! Тень на нас уже брошена!
– Я поражаюсь вашему бездействию! Ну помогите ему бежать сейчас, пока он сидит во дворце под замком, раз так боитесь неудачи с эшафотом!
– Невозможно! Его очень хорошо охраняют.
– Ты глупец, Элебрут! – презрительно сорвалось с искривленных негодованием губ Витека. – Произнесенными сейчас словами ты причиняешь боль не только себе, но и своим сыновьям, и мне, и всем, кто любил Феликса, по-прежнему любит и ценит его! Ты ничтожный король и еще более ничтожный отец!
Резко развернувшись, черноволосый эльф покинул королевские покои.
Отец и сын после его ухода некоторое время хранили молчание. Грустные, подавленные, они скорее спали сейчас, чем жили. Но вот Эруаль встряхнулся и, взглянув на короля, спросил:
– Папа, могу я увидеться с Феликсом? Я хотел бы с ним поговорить.
– Конечно. Я прикажу проводить тебя к нему. Под твою ответственность вас оставят наедине.
Элебрут крикнул стражу. Эруаль поднялся и, поцеловав отца в щеку, отправился вслед за своими провожатыми. Дождавшись, пока шаги принца не стихнут в коридоре, король приказал привести к нему командира дворцовой охраны и, заметив его высокую стройную фигуру на пороге своей комнаты, произнес:
– Мой советник вернулся. Он берет на себя слишком много. Завтра утром во время казни не спускайте с него глаз. Заметите