– Я погорячился, – сказал он. – Эруаль, не принимай близко к сердцу.

– Ничего, я понимаю, – неуверенно произнес младший принц Лавандины, быстро поднимаясь. – Ты знаешь, Феликс, мне, наверное, уже пора. Я засиделся, а твои стражники очень подозрительные.

Однако, самому Эруалю его последние слова показались оскорбительными. Он поспешил исправить это. Нагнувшись к брату, он тихо-тихо прошептал ему на ухо:

– Мы с Витеком попробуем спасти тебя. Не теряй надежды.

И младший принц Лавандины поспешил покинуть эту комнату. В полном одиночестве он вернулся в свои покои. Захлопнув за собой дверь, устало прислонился спиной к створке. Эруаль печальным взором окинул комнату, свыкаясь со знакомой обстановкой, и остановил его на зеркале, которое несколько дней назад завесил скатертью. Отойдя от двери, принц приблизился к нему и по привычке заговорил с ним:

– Вот я, наконец-то, и дома. Жаль, что при таких печальных обстоятельствах. И Хевингему придется долго ждать нашей с Витеком помощи. За что боги так разгневались на нас?

Но зеркало, как обычно, отвечало на его философские суждения стеклянным молчанием.

В дверь постучали. Эруаль, не торопясь, пересек комнату и открыл. Порог перешагнул Витек. Дождавшись, пока дверь за его спиной не захлопнется, он спросил:

– Ну что, попробуем составить примерный план действий по вытаскиванию твоего брата из пекла?

Глава 22

Следующий день выдался на редкость ясным и солнечным. Жаркое светило только начинало подниматься из-за горизонта, а на небе уже не было ни облачка. Легкий ветерок, веселый щебет птиц, ласковый шелест листвы и похоронный звон со всех колоколен столицы окрасили это утро всеми цветами радужного спектра. Однако, Алые цветки в этот день все видели в черных красках.

Уже с зарей на дворцовую площадь стали стекаться эльфы, образуя шумную говорливую толпу. Ровно к назначенному времени подошли только самые сони, которым не хотелось вставать даже из-за такого редкого, а потому особо значимого события, как казнь королевского сына. В центре площади поставили высокий столб, к подножию которого свалили большие охапки сена. С самого утра место казни находилось в оцеплении королевских лучников. Для короля на одном из балконов дворца поставили трон, а также для двух его сыновей. Но это было не более чем данью традиции. Всем было известно, что Элспета в городе нет, что он вернулся на границу, возглавлять один из отрядов лавандинской армии, и даже не знает о том, что его брата казнят, а Эруаль еще с вечера объявил о том, что не будет присутствовать на церемонии сожжения из-за моральных принципов. Королевский советник Витек предполагал для себя наблюдение за происходящим из общей массы народа. Он не боялся, что на него нападут, или же, наоборот, будут выпрашивать какие-то услуги как у особы, приближенной к королю. Нет, он знал, что в народе его побаиваются, и без крайней необходимости никто не осмелится привлечь его внимание.

Король появился на балконе за пять минут до начала казни. Он был облачен в красные с белым одежды, на фоне которых терялась нервическая бледность его лица, и, ни слова не сказав своим подданным, тяжело опустился на трон. Обведя безучастным взглядом притихшую толпу, Элебрут устало прикрыл глаза, дожидаясь, когда приведут его обреченного сына.

Со стороны дворцовых ворот послышался стук копыт. Эльфы повернулись в ту сторону и мгновенно расступились, освобождая дорогу маленькой повозке. По камням дворцовой площади старенькая неторопливая лошаденка тащила грубо сколоченную телегу, в которой сидел со связанными руками средний принц Лавандины, облаченный, как всегда, во все белое. Но на этот раз это были не роскошные одежды благородного эльфа, а белая рубаха и белые холщовые штаны, в которые обычно одевали преступников в день казни. Феликс сидел сгорбившись и низко опустив голову, почти касаясь носом связанных запястий; золотисто-рыжие пушистые волосы закрывали его лицо. Сегодня для этого обворожительного "солнышка" должен был наступить закат.

Облаченный в черный плащ из недорогой тонкой материи с надвинутым на нос капюшоном, Эруаль, затесавшийся в толпу поближе к Витеку, не мог не заметить, что его брат все же выглядит просто прекрасно для эльфа, которого ведут на смертную казнь. А уж он, несмотря на то, что был младшим в семье, на своем веку успел повидать немало бледных испуганных лиц преступников с трясущимися губами и бегающими глазами, которых сама фраза "собственная смерть" приводила в невменяемое состояние.

С трудом отведя глаза от фигуры брата, Эруаль принялся искать в толпе эльфов Витека. Тот стоял, закутанный в такой же неброский черный плащ, и, едва почувствовав взгляд своего ученика, мгновенно повернулся к нему лицом и одним движением брови сделал знак приближаться к эшафоту. Эруаль легко выскользнул из толпы и в обход пробрался под самый нос к королевским лучникам, оцепившим столб. Взглянув на учителя, заметил его с другой стороны. Витек едва заметной полуулыбкой дал понять принцу, что пока все идет, как надо. Успокоенный, Эруаль вновь принялся искать глазами брата и увидел, что того уже привязывают к столбу помощники палача.

Когда они закончили, со своего места поднялся король. Он заговорил, тихо, но твердо и властно, без тени обуревающих его эмоций на лице и в голосе, и все невольно притихли, чтобы расслышать каждое его слово.

– Сегодня воистину печальный и горький день для всех нас, – говорил Элебрут. – Мой средний сын, принц Лавандины, Феликс был пойман при попытке совершить ужасное преступление против короны. Он хотел освободить опасных темных эльфов – извечных врагов Алых цветков. Это большая боль для всех нас, но мы покорны воле Бога, не давшего ему совершить сие злодеяние, и исполняем волю эльфийского народа, приговорившего Феликса к смертной казни через сожжение. Что же, да будет так. Мы будем молиться всем известным нам богам за упокой его души. И пусть в наших сердцах он останется безгрешным. Мы прощаемся с тобой, Феликс. Ты желаешь что-нибудь сказать перед смертью?

На дворцовой площади стало еще тише, каждый из присутствовавших здесь эльфов боялся не расслышать негромкого печального голоса казнимого принца. И только Витеку было неинтересно предсмертное оправдание Феликса. Ставшими в один миг непроницаемыми черными глазами он смотрел прямо в лицо королю, упорно не желавшему заметить его и остановить на нем свой взгляд, и думал:

«Что же вы делаете, король Элебрут? Неужели вы настолько глупы и бессердечны, что подпишите смертный приговор собственному сыну? Честное слово, ни одна справедливость на свете не стоит этого! Интересно, а что бы было, окажись на месте Феликса ваш