– По охране? – уважительно переспросил Маркиз. –Ну, это начальство! Этот бы к фановым трубам нипочем не притронулся, побоялсябы руки замарать! Это не иначе как Пал Саныч к вам приходил из городского управления…

– Да черт его знает, кто это был! – в сердцах ответилГригорий. – Знать о нем ничего не знаю!

Выйдя из кафе, «сантехники» в молчании направились всоседнюю подворотню, прошли два проходных двора и вышли на другую улицу – МалуюМорскую, бывшую имени Гоголя. Пройдя по ней два квартала мимо дома в лесах имагазина одежды, они снова свернули во двор, ворота которого из-за стройкирядом были не заперты. Там тот, кого называли Мишаня, снял свои безразмерныерезиновые сапоги и бросил их в мусорный контейнер. Под сапогами оказалисьобычные ботинки. Туда же пошли и замызганные комбинезоны с загадочной надписью«Ленмурпур», и чемоданчики, которые Маркиз позаимствовал неподалеку отсюда унастоящих сантехников, играющих в карты в своей подсобке, отключив аварийныйвызов, чтобы не мешали нервные и скандальные жильцы.

Выйдя из двора в относительно приличном виде, бывшиесантехники сели в припаркованную поблизости угнанную «девятку», где ожидала ихЛола.

– Ну что? – сгорая от любопытства, спросила она. –Нашли?

– Фигу, – охотно ответил Леня. – Большую,бронзовую, с позолотой и инкрустациями…

Лола только вздохнула. Как жаль! Хоть Ленька и насмехался,она отчего-то верила, что в подвале найдутся сокровища. Однако мужчины вовсе невыглядели такими расстроенными, как должны были бы, и Лола, прекрасно знавшаясвоего компаньона, поняла, что он ухватил кончик ниточки. Разумеется, онникогда не признается, что Лола ему помогла, и спасибо не скажет, однако, судяпо Ленькиному довольному виду, дело сдвинулось с мертвой точки.

Перед тем как высадить Михаила, они немного поговорили.

– Вот текст завещания, – сообщил Михаил. – Каквидите, ничего интересного там нет.

– Ну да… – рассеянно сказал Леня, бегая глазами построчкам. – «Я, Остужев Арсений Павлович… будучи в твердом уме… настоящимзавещаю на правах собственности… так-так… участок земли такой-то площади изагородный дом в Комарове, со всеми принадлежащими строениями… своему сынуОстужеву Сергею… угу, предприятие, принадлежащее мне… угу… сыну ОстужевуВалерию…» А вот интересная приписка: «Надеюсь, что распорядился правильно, имои сыновья будут владеть принадлежащим им имуществом, с благодарностьювспоминая отца. Я со своей стороны сделал все, чтобы это им было нетрудно.Нужно только быть дружными…» Лирическое отступление, – хмыкнулМаркиз. – Теперь собственно о вас: «Своему младшему сыну Михаилу завещаюфамильные серебряные часы, чтобы он владел ими, никому не отдавал, не продавали не дарил и со временем передал своему сыну. Это все, что я могу для негосделать…» Просто не завещание, а роман в письмах! – снова хмыкнул Маркиз изамолчал, получив от Лолы тычок в бок – дескать, соображай, что несешь, человеквсе-таки умер! – Ладно, теперь вот это… – Леня раскрыл толстенный альбом сфотографиями. – Лолка, ты, пока тут сидела, все изучила? Ну, еслипозволите, я все-таки возьму его с собой, полистаю на досуге, подумаю… Засимпозвольте откланяться, нужно лицо умыть, а то синяк этот фиолетовый меня явноне красит.

Они довезли Михаила почти до дома, он попрощался и прошелпешком две остановки. Темнело, начался мелкий противный дождик, он ссутулился иподнял воротник куртки. Возле самого подъезда его окликнули. Он увидел, как измашины вышла женщина, и с удивлением узнал в ней Лизу.

– Ты как здесь?

– Ты, кажется, мне не рад? – насмешливо спросилаона. – Однако, судя по твоему понурому виду, ты не ждешь сегодня в гостиникакую другую женщину.

«Вот уж точно, – раздраженно подумал Михаил, – мнесейчас совершенно не до любовных игр. Что это ей вздумалось прийти безприглашения?»

– Не сердись. – Лиза подошла к нему и потянулась, чтобыпоцеловать, но отстранилась с негодованием: – Отчего ты такой грязный? Упал влужу?

Он успел перехватить ее брезгливый взгляд и обиделся.Конечно, он не успел смыть грязь и грим, которым намазала его симпатичнаяпомощница Леонида, но вовсе незачем так выговаривать человеку, к которомуявилась без приглашения. Или Лиза решила, что теперь у них настолько близкиеотношения, что можно действовать запросто, без звонков и напоминаний? В этомслучае отчего у нее такое презрительное выражение лица?

На губах уже вертелся резкий ответ, что если он Лизе вданный момент не нравится, то она может идти восвояси, но Михаил опомнился ипромолчал. Нужно взять себя в руки, не хватало еще разругаться здесь, возлесобственного подъезда.

– Ты идешь? – Он раскрыл дверь.

– Извини, – в лифте Лиза посмотрела виновато, – непомню тебя в таком виде, всегда ты был чистым и аккуратным, этим мнеимпонировал, а тут… Случилось что-то?

– Нет, все нормально, – он отвел глаза, – просто ябыл в гараже, с машиной возился.

– Понятно, – протянула Лиза, и в глазах ее читалосьявственно, что лежат под собственной машиной только нищие работяги, а приличныелюди отвозят свой автомобиль в сервис. Однако Михаилу некогда было смотреть вее насмешливые темные глаза. Он так поразился собственной неожиданной лжи, чтобольше ни о чем не мог думать. Ведь он хотел рассказать все Лизе подробно,поскольку именно она помогла ему в трудную минуту, когда от тоски он готов былповеситься. Она отогнала его одиночество, она предложила поехать с ним к егородственникам. С ней ему было там не так противно. Конечно, Марианна, этамерзкая баба, все равно устроила скандал, и ему стало безумно стыдно передЛизой за свою неуклюжесть, за то, что полосатая стерва назвала его ублюдком, аон даже не смог ей достойно ответить. Впрочем, какое уж там достоинство, тутможно было только перебить в сердцах всю посуду, залепить Марьянке пощечину… Иправильно сделал, что удержался – сороковины все-таки, память отца…

Только из-за сильнейшего стыда он говорил с Лизой такневежливо при прощании. И хотел все исправить при встрече. Но сегодня совсем нехотелось ее видеть… И разговаривать не хотелось. Вообще ни о чем, тем более освоих милых родственниках и обо всей этой некрасивой истории с наследством.

– Ты подожди меня, я душ приму, – сказал Михаил, входяв квартиру, – чайник пока поставь…

Он тут же увидел кухню ее глазами и содрогнулся. Уходяутром, он торопился, не убрал посуду да еще пролил кофе, некогда было вытирать.И теперь посреди стола красовалась едва засохшая лужа бурого цвета, очертанияминапоминающая Аральское море. Впрочем, говорят, что Аральское море уже давновысохло и то, что рисуют на школьных картах, есть самое настоящее вранье.

В луже валялись осколки чашки, как корабли, намертвовставшие в песок. И в довершение на кучке рассыпанного сахарного песка сиделидве жирные осенние мухи.

– Извини… – пробормотал он, – извини, пожалуйста, забеспорядок…