– Продолжать веселиться? – его взгляд непостижим. Вся легкость внезапно исчезла с лица Ашера. Он хмурится, и на его правом виске заметно пульсирует жилка. – Сделать что-нибудь глупое? Что-то, о чем ты будешь сожалеть всю оставшуюся жизнь? О чем ты будешь вспоминать снова и снова? Каждый чертов день?

Ничего себе. На самом деле я не это имела в виду. В этих словах столько боли, что я не знаю, что ответить на это. Что такого сделал Ашер, о чем он всегда будет сожалеть? Я не осмеливаюсь спросить его об этом, поворачиваю голову в сторону и вместо этого наблюдаю, как свет проецирует абстрактные узоры на растения.

– Иногда мне хочется… – я закусываю нижнюю губу, и мое сердцебиение ускоряется, – хочется иметь возможность сохранить свою жизнь, как в игре. В определенный момент – в момент, когда все хорошо; в месте, где все идет отлично, где ты чувствуешь себя в безопасности, а потом… потом я хочу сделать что-то сумасшедшее.

Я могла бы упасть в эти янтарные глаза здесь и сейчас и никогда больше не выйти отсюда. Я могла бы, например, поцеловать Ашера, думаю я. Это было бы довольно сумасшедшим. Мое горло вдруг пересыхает, и я откашливаюсь.

– Мне хотелось бы, чтобы это было возможно. Тогда, если все пойдет не так, можно было бы просто нажать кнопку «Отменить» и притвориться, что ничего никогда не было.

– Ну, только это, к сожалению, невозможно, Айви.

– Но если бы это было возможно, ты бы сделал это? На самом дел, это даже не риск, потому что можно отскочить назад в любой момент.

– Глупость. Даже если можно было бы отскочить назад, ты бы не стерла свою память. Она всегда с тобой и напоминает тебе о том, каким ты был придурком. Что ты совершил какую-то дерьмовую ошибку. Ты не можешь вернуть чувство, что чего – то не испытал. Эту невинность ты уже никогда не вернешь.

Я задумываюсь об этом.

– Ты прав. Но я бы все равно рискнула.

Я хочу рискнуть сейчас. Больше всего на свете мне хотелось бы стереть ту боль, которую я вижу в глазах Ашера. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы он не чувствовал ее в этот момент. Ашер так приятно пахнет. Гораздо лучше, чем Уин, гораздо лучше, чем любой другой мужчина, которого я встречала до сих пор. Может быть, это не только из-за мыла для бритья «Блейкли». Я делаю шаг к нему, и Ашер одновременно уклоняется от меня.

– Не делай этого, Айви.

– Чего?

– Чего-то сумасшедшего, просто чтобы повеселиться. Со мной. Так не пойдет.

Кровь шумит у меня в ушах, и я не уверена, виновата в этом громкая музыка и коктейли или же Ашер является причиной этого. Последние годы я думала, что ненавижу его. Эта злость на него сделала меня в каком-то смысле независимой. Я дистанцировалась от Блейкли. Я чувствовала себя лучше, потому что могла злиться на него после того, что произошло в мой последний день на острове. Но это мои воспоминания об этом, и, возможно, у Ашера они совсем иные.

В тот день четыре года назад мы, разумеется, снова поссорились. Сначала. Но потом мы громко рассмеялись вместе. Я даже не помню почему. Думаю, что Ашер щекотал меня. Прошло едва две недели после смерти моей матери. Это было страшно, вызывало во мне чувство вины, поэтому я очень долго запрещала себе даже думать об этом. Я не рассказывала этого даже Обри. Но это было одновременно освобождающим и прекрасным.

Возможно, именно это и было причиной того, что Ричард совсем спятил. Никогда раньше я не сталкивалась с рукоприкладством со стороны отчима, и Ричард ни за что не мог бы меня ударить. Но он дал сыну пощечину, которая была такой сильной, что голова Ашера отлетела в сторону, и он ударился о шкаф. Его верхняя губа очень сильно кровоточила, что оставило в итоге ему этот шрам, который с тех пор слегка вытягивает его губы, создавая иллюзию полуулыбки. Наверное, отчим пожалел об этом в ту же секунду, наверняка он извинился, но я уже не обращала на это внимания. Я выбежала из дома. Я просто хотела уйти.

Несколько часов спустя Ричард догнал меня на своей машине где-то на побережье. Моя упакованная сумка лежала на заднем сиденье, и мы проехали почти триста миль до Нью-Йорка. Он поселил меня в интернате, где его старый друг был директором школы. Я умоляла Ричарда вернуть меня домой, клялась ему, что больше никогда не буду ссориться с Ашером, что я буду самой послушной падчерицей, какую он только может себе представить, но Ричард был непоколебим. Он отнял у меня все. Мой дом, мою семью, мой телефон и, следовательно, все мои контакты. Всю пятичасовую поездку я проплакала. Тогда у меня даже не было возможности попрощаться с Ашером и Ноем. Но сейчас Ашер стоит передо мной – на четыре года старше – и почему-то смотрит на меня как… загнанный зверь?

– Он ударил тебя. – не знаю, понимает ли Ашер вообще, о чем я говорю, потому что мой голос слишком тихий, слишком неуверенный. Две девушки, смеясь, подходят к нам, и вместо того, чтобы встать рядом со мной, Ашер отступает, позволяя им пройти между нами. Не знаю, почему это так сильно меня задевает, но я не могу помешать боли вылиться в следующие мои слова. – Ты не должен бояться случайно приблизиться ко мне. Я не заразна.

– Я не боюсь, – говорит Ашер. Он оглядывает коридор, словно желая убедиться, что нас никто не видит, а потом медленно подходит ко мне. – Ты пьяна, Айви.

– Ну и что?

– Давай наконец поедем домой, – настаивает он.

– Давай просто потанцуем, – отвечаю я и начинаю двигаться. Ремикс Робина Шульца песни «I Was Wrong» просачивается через открытую дверь. Ашер собирается что-то ответить, я смотрю, как он борется с собой, потом вздыхает и пожимает плечами. Он тоже начинает медленно раскачиваться под музыку, и мое сердце пропускает удар. Как загипнотизированная, я смотрю на его торс, на его руки, двигающиеся в такт. Я танцую навстречу Ашеру, и когда он не отступает, моя собственная храбрость усиливает мое сердцебиение. Мои колени подкашиваются, и я нервно наблюдаю, как меняется выражение его лица. Похоже, Ашер расслабился. Его рука ложится на мою талию. Я чувствую тепло его пальцев и совершенно на автомате подстраиваюсь под его ритм.

О, я вижу сомнение в этих глазах, хоть ты и пытаешься его скрыть…

Я действительно вижу сомнение в глазах Ашера и то, что он пытается что-то скрыть от меня. Все, что я о нем знала, как-то не укладывается у меня в голове. В течение четырех лет я представляла его одним человеком и вдруг обнаруживаю, что он совершенно другой. Тот, который уже существовал раньше и который выглядит совсем по-другому, имеет другие нюансы. Опасно и бесконечно трудно заглянуть в его внутренний мир и при этом не разрушить там ничего.

Ашер притягивает меня к себе, и теперь я чувствую его сердцебиение. Оно точно такое же быстрое, как ритм песни, так же сильно, так же интенсивно пульсирует.

– Я не боюсь тебя, – повторяет Ашер у моего уха, а затем начинает горько смеяться. – Скорее, у меня есть гребаный страх прикоснуться к тебе.

От этих слов все волоски на моем теле встают дыбом, и в горле становится сухо. Почему мне все равно? Почему я могу думать только о том, чего хочу в этот момент? О том, что мне нужно? Почему я не могу сейчас думать о последствиях, как он? Мне просто все равно.