– Уильяму всегда не хватало воображения, которым обладал Дэмиан, – сказала она. – И его веры в будущее. При всех своих недостатках Дэмиан Бакстер – своего рода провидец. Уильям – вульгарный и примитивный карьерист.

– Это не значит, что он не любил вашу дочь.

Я решил не лишать Уильяма презумпции невиновности.

– Не думаю, – покачала она головой. – Моя дочь помогала ему чувствовать собственную значимость, только и всего. За это он теперь и презирает Дагмар. Не выносит мысли, что когда-то она была нужна ему, чтобы потешить свое тщедушное эго.

Я ничего не ответил. Не потому, что не одобрял этой перемены отношения к зятю. Я даже был признателен ей за доверие, которое она оказала мне, поделившись сокровенными мыслями. Но ничего полезного добавить не мог. Герцогиня посмотрела на меня и рассмеялась:

– Не выношу его! Думаю, что и Дагмар тоже, но мы об этом никогда не говорим.

– Какой смысл. Разве что она собирается как-то с ним решить.

Великая герцогиня кивнула. Замечание было справедливо и поэтому опечалило ее. Весь этот разговор уводил ее на странную, неизведанную почву, и я заметил влажный блеск у нее в глазах.

– Дело в том, что я не знаю, как нам всем тогда выжить. Уильям найдет способ ничего ей не оставить, если они расстанутся. Какой-нибудь крючкотвор-адвокат разобьет в пух и прах все ее претензии, и что тогда? – Она устало вздохнула. После долгого и тяжкого труда на ниве жизни она заслужила более достойный отдых. Послышался отдаленный рев мотора, и великая герцогиня подняла глаза. – Наконец-то! Это Саймон.

Неожиданное появление внука отвело ее от края пропасти. Великая герцогиня уже, наверное, жалела, что разоткровенничалась.

Сверкающая машина какой-то иностранной марки подъезжала к нам по дорожке, замедляя ход. У меня вдруг засосало под ложечкой. Пусть этот человек окажется сыном Дэмиана, подумал я. Пожалуйста! Мне хотелось этого так, как не хотелось у Люси. Ронсли-Прайсы, в своей безалаберности, сами выстроят себе какое-никакое будущее – опробуют еще несколько безумных планов Филипа, будут полагаться на удачу и благотворителей, но здесь, сегодня мне показалось, что я приехал в гости к старым друзьям, запертым в ужасной темнице, какие бывают в странах третьего мира, за преступление, которого они не совершали. Как и все люди ее круга, нищеты великая герцогиня страшилась больше, чем оно того стоило. Ведь это была бы нищета относительная, но вполне благопристойная, однако с высоты положения великой герцогини даже она казалась неприемлемой. Возможно, герцогиня считала, что вынесла уже достаточно перемен, и мы, разумеется, должны ее за эти мысли простить. Для британского высшего класса и королевской династии, которые привыкли к обеспеченной жизни, опасность столкнуться с нищетой – весьма щекотливая тема. Большинство из них страшатся не только дискомфорта, но и потери лица, сопровождающей потерю дохода, и они подвергнутся любому унижению, лишь бы публично не стеснять свой образ жизни. Правда, конечно, есть в их числе и еще одна небольшая группа – им наплевать и на то и на другое. Этим повезло.

Я снова подумал об избавлении от страданий, которое, как знать, приближалось к нам в лице Саймона. Простой тест ДНК – и все они освободятся от этого ужасного деспота и положат конец своему жалкому существованию. Дагмар, ее мать и дети уедут в другие края, где будут делать то, что им нравится, а Уильям останется сидеть один у себя за столом, ворчать, злиться и срываться на слугах до конца своих дней. Я задумался, как нам заставить Саймона согласиться сдать анализ. Будут ли его тревожить чувства Уильяма? Есть ли у того чувства? Дагмар отступила назад и встала рядом со мной. Мать и муж стояли чуть впереди, встречая машину.

– Рад был снова тебя повидать. И матушка твоя стала мягче. – Я хотел, чтобы она считала меня другом. Потому что я на самом деле был ее другом.

Дагмар мимолетно улыбнулась в ответ на мои слова, но снова посерьезнела. Она постаралась еще один последний раз оказаться рядом со мной так, чтобы ее слова никто не подслушал.

– Надеюсь, ты не слишком будешь обращать внимание на то, что я наговорила. Не знаю, что на меня нашло. Просто пожалела себя.

– Я никому не скажу.

– Спасибо!

Тревожные морщинки разгладились. Блестящая машина остановилась на подъезде к дому, и из нее вышел человек лет под сорок. Он повернулся к нам и помахал рукой.

И в эту секунду судьба Дагмар оказалась решена, так же как рухнули и все мои мечты сыграть для этой несчастной семьи роль Супермена. Если бы не разница в возрасте, Саймон мог бы быть братом-близнецом Уильяма. От матери ему не досталось ничего. Глаза, нос, рот, волосы, голова, фигура, манера держаться, осанка – Саймон и Уильям были похожи как две капли воды.

Дагмар увидела, как я на него смотрю, и улыбнулась:

– Как ты теперь понимаешь, он все-таки оказался сыном Уильяма.

– Однозначно…

Мы уже дошли до моей машины, и я открыл дверь.

– Так что все оказалось к лучшему, – сказала она.

– Конечно. Так часто бывает, несмотря на то что говорят нам по телевизору, – ответил я, садясь в машину и забирая с собой ее несостоявшееся счастливое будущее. На мгновение показалось, что Дагмар хотела сказать что-то еще, но потом передумала. И тогда я произнес за нее: – Когда увижу Дэмиана, передам ему от тебя сердечный привет.

Она улыбнулась. Я угадал правильно.

– Да, пожалуйста! Мой самый сердечный привет! – Она обернулась. – Ты уверен, что не хочешь остаться и познакомиться с Саймоном?

– Наверное, нет. Я и так задержался, да и он устал. Просто полюбуюсь на всю вашу дружную семью, когда буду проезжать мимо.

Дагмар кивнула, не без иронии. Я знал, что она будет рада, когда я уеду, и неудивительно. Я совершил грех, напомнив ей о счастливых временах. Хуже того, я заставил ее признать горькую истину о ее нынешней жизни, истину, которую она предпочитала таить даже от себя самой. У меня были на то причины, но все равно это было жестоко.

По крайней мере, Дагмар не стала больше настаивать и отступила назад, вежливо меня провожая, и несколько секунд спустя я уже ехал домой.

На въезде в Лондон я так долго искал нужную дорогу, что угодил в вечерние пробки, и поездка заняла больше времени, чем я планировал. Дома я очутился только часам к восьми. Бриджет пришла чуть раньше, успела за это время прикончить полбутылки шабли и теперь в довольно мрачном настроении громыхала кастрюлями на кухне. Не знаю, почему я никогда не возражал, чтобы Бриджет мне готовила, ведь она целый день проводила в офисе, работая над непростыми решениями, а я по большей части болтался по дому, занимаясь ненужными, надуманными делами, чтобы заполнить дневные часы в ожидании вдохновения. В свою защиту могу сказать, что не помню с ее стороны никаких возражений. Если была моя очередь, мы шли в ресторан. Если ее – она готовила. Иногда такой порядок просто принимается как есть.