Это зрелище гораздо ужаснее, чем все, что нам встречалось доселе и что находилось в движении. Застывшие, скорчившиеся грешники навечно скованы льдом. Ни единого слова или звука, ни единой возможности для отношений или встречи: жизнь умерла (подобно тому, когда внутри человека все обрывается).

[Потом мы двинулись вперед, и Вергилий решил показать мне дьявола.]

Люцифер был одним из серафимов, то есть принадлежал к высокой ступени иерархии ангелов, управляющих движением девяти небес. Он, самый красивый из всех ангелов, стал монстром, отвратительной карикатурой. Таким чудовищным образом он реализовал свое желание.

Иногда ученики меня спрашивают: «Но если Бог действительно добрый, как Он мог позволить существование ада?» Ад не может не существовать, иначе Бог не мог бы быть справедливым, Он не любил бы нашу свободу понастоящему. Если Бог наделил человека свободой, ад должен существовать: это вопрос справедливости. «Был правдою мой зодчий вдохновлен», — написано на дверях ада. Бог, создавая ад, был движим справедливостью.

Тогда мне задают другой вопрос: «Но если Бог все сделал хорошим, почему случился раскол? Кто начал все это?» И я отвечаю им, что они совершенно правы: действительно, если Господь сотворил все добрым, кто создал змия? Бог создал людей и ангелов Себе подобными, то есть свободными. Бог не создавал зла. Все созданное Богом — хорошо. «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1: 4, 10, 12, 18, 21) — так завершаются шесть дней Творения. Более того, в Библии есть одно интересное добавление относительно того, как Бог создает человека: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1: 31). И Он создал его свободным, как и ангелов, существ, более всего подобных Ему. И вот Люцифер со своей когортой ангелов совершает тот «самый» грех, положивший начало всему злу мира, первородный грех: это гордыня, отречение от своей сотворенности, от исконной зависимости. Вот что такое восстание Люцифера: «Нет, я не хочу зависеть от Тебя, я хочу занять Твое место». Бог не создавал зла, Бог создал свободу. И то, как Господь ценит эту свободу, внушает трепет: Он не хочет заставлять любить Себя, но хочет, чтобы это было свободным выбором. И свобода включает в себя возможность отвернуться от Него.

Вот он, переломный момент. Дело в том, что существует широко распространенное ошибочное понимание свободы. Оно сводится к следующему: «Если Бог указывает нам, что мы должны делать и чего не должны, где же тогда эта свобода?» Следствием такого толкования становится то, что мы начинаем смотреть на осужденных грешников как на своего рода вольных мыслителей, несправедливо преследуемых свободолюбцев. Ад — это действительно ужасное наказание, боль, страдания, мучения (этот образ во многом создал именно Данте). Страдание — поскольку это отсутствие Бога, отсутствие того, для чего ты создан, отсутствие подлинного объекта желания, которому ты навсегда сказал «нет». Как если бы Бог сказал мне: «Я дал тебе ноги, ты создан, чтобы ходить, ты создан, чтобы прийти ко Мне», а я бы ответил Ему: «Нет, я не хочу идти к Тебе, не я это решил, я и ходить не хочу, буду сидеть, и мне все равно, что мои ноги атрофируются». Кто будет виноват в том, что я обезножею? Разве это месть Бога?

Таким образом, ад — это место, где в утрированном, искаженном виде сбывается желаемое — то, к чему мы стремились, кем хотели стать. Люцифер в каком-то смысле воплощает в жизнь свое желание: он становится похожим на Бога — чудовищно, карикатурно, но похожим. То же происходит и с жизнью человека — в соответствии с его свободным выбором.

[Не спрашивайте, как я чувствовал себя там, на полпути между жизнью и смертью, — мне показалось, что кровь перестала течь по венам; силы покинули меня. Я не мог бы сказать больше, у меня нет слов, чтобы описать это.]

[Люцифер хотел стать правителем, он и стал им —

только правителем «мучительной державы», властелином боли и зла, существующих во Вселенной.]

[Если он был столь красив, столь блистателен, сколь сейчас ужасен, когда восстал против своего Творца, то понятно, почему он источник всякого зла, всякой боли, всякой скорби.]

От него «исходит» (Данте вновь использует глагол procedere) не любовь (подобно тому, как от Отца и Сына исходит Святой Дух); от этого монстра исходит, рождается только зло:

«Одна голова с тремя лицами…» Это отвратительная копия Троицы. Не совсем понятно, как эти лица, начинающиеся от плеч, «смыкаясь на затылке», составляют одну голову. Существовала традиция изображать Люцифера с тремя головами, как Цербера, но Данте говорит об одной голове с тремя лицами.

[то, что находилось спереди, было цвета крови];

[болезненного цвета];

[Третье было темное — как у обитателей

территорий, примыкающих к Нилу.]

Что означают эти три цвета? Когда Данте предстанет Троице (песнь тридцать третья «Рая»), увидев три круга разных цветов, он скажет: «как бы Ирида от Ириды встала» (что соответствует в наших молитвах словам «Свет от Света») — таинственная игра цвета этих трех кругов символизирует тайну Троицы. Три лица Люцифера являются карикатурой на Троицу. Один из критиков предложил трактовать их как альтернативу трем богословским добродетелям: вере, надежде и любви — неверие, отчаяние, ненависть.