Но что же произошло? Куда подевался лед? Почему Люцифер торчит вниз головой? Как получилось, что мгновение назад был вечер, а сейчас настало утро?

Вергилий объясняет: «Мы не спускаемся: Люцифер находится в самом центре земли, и там мы перевернулись и начали подъем в другую сторону, поэтому здесь уже день, в то время как там — ночь».

Он рассказывает о том, как Бог низвергнул Люцифера на землю, которая содрогнулась от отвращения и, разверзшись, образовала воронку. На дне ее, в центре земли, был заточен Люцифер. А с противоположной стороны образовалась гора, равная по размерам адовой воронке, огромная гора чистилища.

[Проследовав по этому трудному пути, мы устремились в ясный мир, в мир света, «и двигались все вверх, неутомимы». Я следовал за Вергилием, как вдруг в щели туннеля я разглядел клочок звездного неба. Постепенно прекрасные звезды мне открывались все больше, и здесь мы вышли вновь узреть светила.]

Вся песнь первая «Чистилища» посвящена смирению (мы об этом упоминали в связи с Одиссеем). И если в «Аду» обобщающим образом становится Люцифер, а слово «гордыня» становится главной характеристикой дьявола, то есть всего зла и греха, то, чтобы отождествить «Чистилище» с каким-то словом, мы должны прибегнуть к одному из двух вариантов: либо к слову «смирение» (отсылающему нас к личной добродетели), либо, на мой взгляд, к более точному и емкому понятию — «прощение».

«Чистилище» — великая песнь прощения, открывающая нам, что человек не одинок, что некто наблюдает за нами любящим взором. Всякое предательство прощается, достаточно только захотеть. В начале «Чистилища» Данте видит первую звезду, и это Венера, символ любви. Для вышедшего из ада бытие, Вселенная открываются как Любовь. «Чистилище» и «Рай» можно рассматривать как вхождение в реальность, то есть в жизнь, основанную на признании закона, управляющего Вселенной. «Любовь, что движет солнцем и другими звездами» — последняя строка поэмы. И Данте начинает «Рай» словами «Слава с Ним, Кто движет всем». Рай — это движение, желание, постоянно выполняющееся и умножающее само себя. Любовь такова по определению.

Выбраться из ада и увидеть Венеру — это великое начинание настоящей жизни, возможной на этой земле.

Потому что проблема не в самом факте предательства, но в готовности принять прощение. Все мы предаем — и себя, и свое желание, и детей, и друзей, наших женщин и наших мужчин; так или иначе, все мы грешим. Но есть предательство Иуды и есть предательство Петра, которое справедливо называют иначе — «отречение». То, что совершил Иуда, — предательство, а то, что сделал Петр, — отречение. Разница в том, что Петр, «выйдя вон, горько заплакал» (Лк. 22: 62). Петр почувствовал свое предательство, все свое зло, но острее своего зла он почувствовал любовь Христа. Кто смотрел фильм «Страсти Христовы»[134], тот вспомнит момент, когда взгляды Христа и Петра встречаются.

Петр выходит на улицу и горько плачет, он найдет утешение, когда после Воскресения апостолы увидят Христа, ждущего их на берегу и готовящего на костре рыбу. Сначала они сомневаются: «Это Он… нет, не Он… да Он же, Он!» Потом они садятся вокруг костра вместе с ним и едят. Здесь, по мнению отца Джуссани[135], нужно прочувствовать стыд Петра. В то время как все остальные сидят близко к огню, он спрятался в тени; он стыдится своего поступка, своего зла, он хотел бы, чтобы на него не смотрели, он прячет глаза и думает: «А если Он меня позовет сейчас, что я Ему скажу?» И Христос зовет его: «Петр!» И он вынужден поднять голову, но не осмеливается посмотреть Ему в глаза. Он боится, что Тот скажет ему: «Петр, и это был ты? Ты, которого Я поставил во главе…» Но Христос говорит ему: «Оставь все это, Петр. Что было — то прошло. Любишь ли ты Меня? Любишь ли ты Меня?» Это жизнь, отягощенная прошлым, но побеждает присутствие, говорящее тебе: «Все прощено! Ты меня любишь? Ты соглашаешься быть причастным к этому движению, которым Бог наградил реальность, в этом великом желании, присущем всем и каждому, желании быть принятым? Хочешь участвовать в Божьем Промысле? Хочешь быть моим другом? Ты любишь меня?»

На встрече с главой общины для наркозависимых и с тремя молодыми людьми оттуда я сказал: «Наверняка всем нам доводилось думать: „Как здорово было бы начать все сначала!“ Кто из вас хотя бы раз в жизни не думал о том, чтобы перечеркнуть прошлое, о том, можно ли все начать сначала? Провести черту, зачеркнуть прошлое, как мечтает Пиранделло в романе „Покойный Маттиа Паскаль“. Вся драма человеческой жизни заключается в этом вопросе: можно ли начать все заново? „Как может человек родиться, будучи стар?“ — спрашивал Никодим у Христа (Ин. 3: 4)». И один из этих ребят, самый юный, но уже много повидавший в жизни, сказал: «И я мечтал о том, чтобы зачеркнуть прошлое, но это невозможно. Прошлое следует за тобой». Потом подумал и добавил: «…Если только этой чертой не будет прощение. Тогда можно начать заново». И стал рассказывать о себе, говоря, что сможет каждый день рождаться заново, несмотря на свое ужасное прошлое, потому что существует прощение.

Все зависит от того, как мы распоряжаемся нашей свободой. Именно этой великой теме посвящена книга «Чистилище».

Вторая часть книги, посвященная «Чистилищу», продолжает публикацию бесед о Данте профессора Франко Нембрини. О том, как родились эти беседы, рассказано в предисловии к первой части. Ограничимся указанием на то, что встречи, запись которых здесь представлена, проходили уже не в Бергамо, а в Милане. Смена места повлекла за собой значительное изменение состава слушателей, поэтому автор счел необходимым вернуться к некоторым ключевым элементам собственного прочтения текста, чтобы облегчить его восприятие новыми участниками встреч.