традиции, которые отчасти вскроют перед нами картину процесса формирования тех племенных образований, которые отмечаются как сложившиеся уже ко времени летописца. Это, во-первых, показание летописи о дулебах: раньше они жили по Бугу, говорит летописец, где ныне живут волыняне, называвшиеся прежде б у жанами. Известно, что в конце VIII или в начале IX в. дулебы выселились с правого берега Припяти (нынешняя Украина) на левый, в область дреговичей, т. е. на территорию нынешней Белоруссии.

Во-вторых, говоря о радимичах, которые жили между верхним течением Днепра и Сожем, т. е. в восточных районах нынешней Белоруссии, летописец дважды отмечает их ляшское происхождение. Появление в области дреговичей выходцев с запада, радимичей, вероятно, соседивших, но не принадлежавших, как утверждает Шахматов, к группе западно-славянских племён, Шахматов ставил в связь с распадом аварской державы (IX в.) и продвижением авар после разгрома их франками во главе с Карлом Великим и его сыном Пипином, начиная с 791 года, на северо-восток и восток. В связи с этим появление в области дреговичей племени радимичей Шахматов, без всяких оснований называющий их ляшским племенем, относит к IX в. Под давлением аварского гнета тогда же ушли с Волыни за Припять, в область дреговичей и дальше в бассейн Западной Двины и реки Великой, и дулебы. На это движение дулебов с Волыни и Галиции, первоначального места их поселения, на север, в нынешнюю Белоруссию и примыкающие к ней с севера псковские районы, указывает, по Шахматову, наличность названий селений «Дулебы», с одной стороны, на Волыни и в Галиции, с другой — в Белоруссии и в бывшей Псковской губ.[35]

Что касается «ляшских», по Шахматову, племён, осевших в области дреговичей, т. е. на территории русских племён, которые лежат в основе нынешнего белорусского языка и белорусского народа, то этот исторически засвидетельствованный факт объясняет собою наличность в современном белорусском языке ряда условно называемых ляхизмов — вроде свистящего произношения мягких тид. Таким же путём «ляшские» элементы проникли и в восточно-славянский язык западной отрасли кривичей (древне-псковское наречие): смешение звуков шис, жиз, чиц — (польское «мазурака-нье»), польские сочетания дл и тл вместо восточно-славянского звука л (ведли, откуда вегли вм. вели; жадло, откуда жагло вм. жало и т. п.).[36]

Таким образом, мы имеем совершенно ясную картину того, как в среде племён, составлявших единый русский народ (восточные славяне, или русские славяне), уже в древности, именно в IX в., возникают, в процессе межплеменных скрещений, зародышевые начала позднейшей языковой диференциации, не говоря уже о том совершенно естественном факте, что отдельные восточно-славянские, т. е. русские, племенные языки испокон веков имели свои диалектические отличия потому именно, прежде всего, что племенные образования и их языки всегда возникают в процессе межплеменных скрещений. Вновь возникающие же племенные скрещённости, т. е. новые племенные образования, как и их языки, всегда хранят в себе пережиточное и культурное наследие своих предшественников.

Такими предшественниками русского народа, как и его языка, на всей занимаемой им сейчас территории, были народы глубокой древности, стоявшие в своём культурном и языковом развитии на доиндоевропейской или яфетической стадии развития. Такими народами на юге и юго-востоке европейской части нашего Союза в I тысячелетии до н. э. были киммерийцы, они же кимеры или иберы, затем — скифы и сарматы, известные древнегреческим авторам, начиная, по крайней мере, с V в. до н. эры. Названными народами не исчерпывается, однако, весь этнографический состав населения восточно-европейской части нашего Союза в древности. В него входил также и народ этруски и некоторые другие. Это наследие вскрывается лингвистической палеонтологией, т. е. наукой о древнейших слоях или отложениях в современных языках. Н.Я.Марру принадлежат огромные в этой области открытия. Эти открытия дали ему основания утверждать, что «славянский», понимаемый. палеонтологически, есть скифский, вернее кимерский; что «славянский», в приложении к древности восточных славян, лучше заменить просто термином «русский — этрусский», отнюдь не менее древним в Восточной Европе, чем «киммерийский — славянский».3^

§ 2. ЗАПАДНЫЕ СЛАВЯНЕ

ПОЛАБСКО-ПРИБАЛТИЙСКИЕ (ПОМОРСКИЕ) СЛАВЯНЕ

Положительные исторические свидетельства говорят о том, что в VI столетии н. э. славяне занимали уже всю нынешнюю восточную Германию вплоть до средней Эльбы и Салы, одного из юго-западных притоков Эльбы, где, впрочем, славяне под именем мугилонов отмечены уже греческим географом Страбоном в I в. до н. э., а также распространялись и значительно далее на запад от Эльбы, о чём свидетельствует, в частности, и установленная в 805 г. Карлом Великим limes sorabicus, т. е. «сербская граница»: на восток от этой границы сидели славяне, на запад — германцы. Отдельные славянские колонии под именем Sclavi фигурируют, однако, в источниках и далеко на запад от названной границы, вплоть до Рейна. [37]

Письмо папы Николая I от 864 г. говорит о Гамбурге — «В пределах (в области) славян, датчан и саксов». Другой источник того же времени (845) называет Гамбург «Городом славян». Компактное славянское население простиралось здесь вплоть до линии Кильней-мюнстер — р. Альстара — Гамбург — Магдебург и т. д. У Люнебурга компактное славянское население переходило на левый берег Эльбы. Соседний с Люнебургом район р. Иетцель (сл. Йесна), населённый некогда славянским племенем дрсванс, сохранял своё славянское население вплоть до XVIII в. и до сих пор носит название Dravehn и Wendland, т. е. земля вендов, а вендами немцы называли славян.

Далее на юг западная граница компактного славянского населения охватывала район Магдебурга и бассейн Салы с городами Галле, Мерзебург, Йена, Эрфурт, Гота и далее на запад вплоть до городов Геттингена, Герсфельда, Фульда, Бамберга, Норинберга, До-науворта в верховьях Дуная и т. д.

Мы располагаем богатейшими по материалам западными источниками X, XI, XII и XIII вв., которые совершенно ясно в своих сообщениях рисуют славянский облик этнографического состава населения указанной выше обширной территории современной Германии. При этом надо отметить, что население это не носило спорадического характера, не было вкраплено среди какого-либо иноязычного этнографического элемента, но представляло собою массовое, количественно весьма значительное население, что давало основания баварскому географу IX в. сказать о нём — non sunt nati, sed seminati, т. е. славяне своею численностью производили на этого автора впечатление, что они «не родятся, а как бы вырастают путём посева». Это были,