class="p1">– Хорошо, хорошо, святой отец, вы сами знаете, что делаете, Руанда – независимая страна, независимая… Но не забывайте, нам доверен лицей для девочек, девочек – и только.

И она снова погружалась в свои инвентарные книги, которые по ее просьбе принесла сестра-экономка под предлогом подготовки к следующему учебному году.

Глориоза и отец Эрменегильд на несколько дней уехали по делам в Кигали и Бутаре. Громадный «Мерседес», предоставленный в их распоряжение отцом Глориозы, приехал за ними прямо в лицей. По возвращении они спешно созвали бюро комитета и, поставив в известность мать-настоятельницу, собрали лицеисток и преподавателей в главной аудитории на общее собрание. Глориоза предоставила первое слово отцу Эрменегильду. Тот известил присутствовавших, что при поддержке высших правительственных и партийных инстанций интронизация новой и подлинной Богоматери Нильской станет поводом для сбора лучших представителей Молодых руандийских активистов – МРА, которые в это самое время по всей стране продолжают славную социальную революцию, начатую их родителями. Итак, до Ньяминомбе школьники и студенты доедут на микроавтобусах. Ожидалось человек пятьдесят – лучших из лучших. На площадке над источником будут разбиты палатки, которые предоставит армия, поскольку о размещении юношей в лицее для девочек не может быть и речи. Церемония будет носить одновременно религиозный и патриотический характер. Он закончил свой доклад на киньяруанда, объявив, что руандийская молодежь принесет Богоматери Нильской, которая будет отныне представлять истинных руандиек, клятву вечно помнить о веках рабства, в которое страну ввергли наглые захватчики, защищать завоевания революции, без устали бороться с теми, кто изнутри, а главное – снаружи остаются непримиримыми врагами национального большинства. Глориоза, также на киньяруанда, добавила, что лицей Богоматери Нильской немедленно последует примеру мужественных борцов, которые повсюду – в школах и администрациях – поднялись ради освобождения страны от сообщников иньензи. Учащиеся лицея Богоматери Нильской – будущая женская элита Руанды – сумеют оказаться достойными своих отважных родителей, а сама она – Ньирамасука, уж они могут быть уверены, – достойной своего имени.

Весь зал зааплодировал. Только месье Легран позволил себе высказать робкое возражение:

– Но как мы закончим программу со всеми этими праздниками? Ведь нам могут отказать в утверждении, и тогда мы потеряем целый год.

Отец Эрменегильд с подчеркнутой вежливостью ответил ему, что иностранным преподавателям и друзьям не о чем беспокоиться, все происходящее никоим образом их не касается. Лицей Богоматери Нильской считается лучшим в стране и ему нечего опасаться: как и каждый год, результаты его выпускного экзамена будут утверждены национальной комиссией.

– Ты понимаешь, Вирджиния? Начинается! И то, что мы учимся в привилегированном лицее, нам не поможет. Наоборот. Мы их главная ошибка. И они не замедлят ее исправить. Глориоза все для этого уже подготовила: история о призрачных иньензи, покушение на статую, новая Мадонна хуту. Все готово. Ждут только слета МРА. И приедут они не распевать гимны в честь Девы Марии, они приедут почтить нашу Богоматерь Нильскую с толстыми палками, кастетами, может быть, с тесаками. Думаю, что новенькие поняли, что скоро с нами случится. Но если у кого-то еще остаются иллюзии, с которыми они никак не могут расстаться, потому что не оправились еще от счастья, что их приняли в лицей будущих министерш, этих надо предупредить. Потихоньку. Собираться всем вместе опасно. Только представь себе: собрание тутси! Заговор! А когда пора будет бежать отсюда, делать это надо поодиночке, чтобы запутать следы. Кого-то поймают, но кому-то, надеюсь, все же удастся спастись.

– Послушай, – сказала Вирджиния, – я без диплома из лицея не уйду. Отказаться от диплома, когда он так близко? Никогда. Если бы ты знала, что он значит для моей матери, как она мечтала об этом кусочке бумаги. И потом, я думаю о тех, что были такими же одаренными, как мы, возможно, даже больше, но кто не попал в эту самую квоту. Им пришлось смириться с судьбой простых крестьянок, бедных крестьянок, и это на всю жизнь. Я хочу получить этот диплом немного и ради них, пусть даже здесь, в Руанде, он не будет иметь особого значения. В конце концов, нам не в первый раз угрожают, такая уж наша доля. Дождемся диплома, а если придется уходить, я что-нибудь придумаю.

– Не уверена. Ты же знаешь, что охоту на чиновников и студентов-тутси начали по всей стране. Скоро придет черед и лицея Богоматери Нильской, чем мы лучше других? Чистку закончат в лицее для женской элиты – блеск! Сама знаешь, что нас ждет. Или ты забыла, что мы уже пережили и что нам каждый день обещают? В 1959-м половина моей семьи убежала в Бурунди, три моих дяди были убиты, в 1963-м отца не убили – в Кигали они не убивали столько, сколько им хотелось, из-за людей из ООН, – но его посадили в тюрьму с множеством таких же, как он, его там били как только могли, а когда выпустили, потому что президент хотел показать белым, какой он миротворец, его заставили заплатить огромный штраф, отняли грузовик и такси, которыми он владел, а главное, заставили подписать бумагу, где он признавался, что был шпионом и сообщником иньензи. Отец до сих пор запуган: бумага так и лежит в службе безопасности. Из-за этого его могут убить сейчас.

– Если наших родителей убьют, пусть лучше и нас убьют тоже. Знаешь, что случилось, когда наши укрылись в миссии? Там было полно сирот, их отцов и матерей только что убили. Так вот, пришел префект и сказал, что есть семьи хуту, которые готовы их усыновить, наговорил миссионерам всяких красивых слов: христианское милосердие, гражданская солидарность, когда отец их повторяет, он начинает страшно сердиться, а мать сразу плачет. Так вот, они поделили между собой тех сирот: мальчиков, которые могли работать у них на полях, и девушек, которые пользовались большим успехом, ты догадываешься почему! Когда приедут МРА, как обещала Глориоза, и мы знаем, с какой целью, наступит самое время прятаться, попытаться вернуться к родным и всем вместе бежать в Бурунди.

– Лично я пойду к Фонтенайлю, он меня защитит, не отдаст этим насильникам и убийцам: я для него Изида, и потом, кроме тебя, никто не знает, что я у него бываю.

– Ты уверена? За тобой никто не следил? Ты ничего не говорила Модесте? У меня иногда появляются сомнения: почему она так любит разговаривать с нами, тутси, втайне от своей «великой» подруги – потому что сама наполовину тутси или просто чтобы шпионить за нами? Зачем ей, бедняжке, так усложнять себе жизнь?

– Не знаю. Трудно сказать. Может, она кое о