пошли наверх в дортуар, Модеста, воспользовавшись сутолокой на лестнице, шепнула Вирджинии: «Только не вздумай идти к белому старику, придумай что-нибудь другое, но туда ни за что не ходи».

Всю ночь Вирджиния ломала голову, как ей предупредить Веронику. Увидев, что статуя прибыла, та побежала прятаться к Фонтенайлю – другого плана у нее не было, но теперь это ни для кого не было тайной, о ее убежище всем было известно. От боли и ярости Вирджинии хотелось плакать, но она сдерживала слезы, чтобы никто со смехом не сказал утром: «Ну что, не помогло тебе твое красивое имя: мы все же выжали из тебя несколько слезинок!»

Несмотря на то что лицей все больше и больше погружался в хаос, преподаватели как ни в чем не бывало давали свои уроки. Расписание, посещаемость, пунктуальность со стороны преподавателей – вот те немногие параграфы правил внутреннего распорядка, соблюдения которых еще требовала мать-настоятельница, но при условии, что она будет закрывать глаза на неоднократное отсутствие на занятиях некоторых учащихся. Как-то на уроке мсье Легран велел принести ему тетради, которые он собирал для проверки и оставил в своем шкафчике в учительской. Иммакюле вызвалась первой исполнить его поручение. Вернувшись, она раздала тетради, и Вирджиния нашла у себя между страниц маленький листок бумаги. Она прочла: «Когда приедут МРА, кажется, это будет завтра, не убегай, как другие. Постарайся подняться в дортуар, спрячься в моей „спальне“ и жди меня. Доверься мне, я все тебе объясню. Записку уничтожь, если понадобится, съешь. Иммакюле Мукагатаре».

Вирджиния читала и перечитывала листок, помещавшийся у нее в ладони. План Иммакюле, может, и гениален, но можно ли ей доверять? Они с Иммакюле не были подругами. Конечно, в команду Глориозы она не входила. Похоже, ей было наплевать на политику и главное – на Глориозу. Ее не интересовало, кажется, ничего, кроме собственной красоты. Тогда зачем ей так рисковать ради спасения какой-то тутси? Спрятаться в ее «спальне» означало полностью отдать себя в ее руки. А что она будет делать дальше? Но было еще имя Иммакюле, ее настоящее имя, данное ей отцом, – Мукагатаре. Гатаре – может быть, именно на это указывал ее сон, Гатаре, «тот, кто белый», «тот, кто чистый»? Вирджинию снова охватило чувство, будто она находится под чьей-то невидимой защитой. Да, она последует плану, который предложила Иммакюле – Мукагатаре. Что ей, собственно, терять?

Все произошло примерно так, как представляла себе Вирджиния. Два микроавтобуса на полной скорости влетели в ворота и резко остановились напротив крыльца главного входа. Оттуда вышли молодые – очень молодые – люди с толстыми дубинами в руках. Тотчас лицеистки-тутси выбежали в коридоры в отчаянной попытке бегства. Остальные учащиеся бросились за ними вдогонку, но догнать не смогли. Вирджиния увидела пустой класс, вбежала туда и спряталась под учительским столом. Толпа преследователей с криками промчалась мимо. Убедившись, что коридор опустел, она не удержалась и выглянула в окно, выходившее во двор. Она увидела Глориозу, которая давала указания тому, кто походил на главного среди активистов. Понять разработанный Глориозой план было нетрудно: лицеистки оттесняли своих соучениц-тутси к саду, где их должна ждать банда МРА со своими дубинами. Вирджиния приоткрыла дверь класса. В коридоре никого не было. Она осторожно вышла. В опустевших классах за своими столами сидели учителя-бельгийцы, очевидно, размышляя, как сохранить самообладание в подобном случае. Учителя-французы собрались вместе и горячо спорили о чем-то. Вирджиния, находившаяся под защитой какого-то окутавшего ее облака спокойствия, поднялась по лестнице в дортуар, никого не встретив по дороге, и добралась до «спальни» Иммакюле. Убедившись, что в случае опасности сможет спрятаться под кроватью, она стала ждать, прислушиваясь к малейшему шуму. Крики, вопли доносились с задней стороны здания. «Из сада», – подумала она, вся дрожа. Вдруг послышались шаги, она бросилась под кровать.

– Ты здесь? – спросила Иммакюле.

– Это ты? Иммакюле, что ты хочешь со мной сделать?

– Не время объяснять. Лучше слушай. На кровати лежит покрывало. Завернись в него. Ты пойдешь и спрячешься у Ньямиронги – заклинательницы дождя. Я все предусмотрела. Я послала Кагабо попросить ее об этом. Кагабо говорит, что заклинательница дождя согласилась с легкостью. Никто не станет искать тебя там. Я пришлю Кагабо, когда за нами придет машина, если понадобится, я увезу тебя в багажнике. Поторопись. Кагабо ждет тебя, ты его не бойся, я дала ему много денег, и потом колдуны не любят связываться с властями. Я пойду вперед и предупрежу тебя, если будет опасность.

На базаре, сказала Иммакюле, Кагабо ждет на базаре. В это время дня торговля уже давно закончилась. Несколько тощих собак ссорились с воронами и грифами из-за скромных кучек отбросов. Вдруг из-за нагромождения заржавленных бидонов она услышала тихий голос: «Йеве, иди сюда». Она увидела Кагабо, он сидел на корточках рядом с вязанкой хвороста и насмешливо осмотрел ее.

– Больно уж новое у тебя покрывало, чтобы притворяться крестьянкой. Дай-ка сюда.

Он встал, взял покрывало, нещадно измял его, повалял в пыли и в разводах от вонючих ручейков, которыми была исчерчена земля.

– Вот так-то лучше. Теперь разуйся и подойди ближе.

Он взял лицо Вирджинии в свои красные от земли ладони, сильно потер ей щеки и протянул кусок грязной тряпки, чтобы она прикрыла волосы.

– Вот, теперь ты загримирована под настоящую крестьянку. Возьми эту вязанку, положи себе на голову и иди – медленно-медленно, как настоящая крестьянка. Опасаться особенно нечего, все кругом в страхе, не понимают, что происходит, не смеют выйти из дома, торговцы позакрывали лавки. И потом, ты под моей защитой, приближаться к колдуну – это ведь не к добру!

Войдя в закопченную хижину, Вирджиния разглядела только пляшущие тени и отблески огня в очаге. Из темного угла под сводом из плетеной соломы, куда не достигал свет очага, до нее донесся тихий голос:

– Вот и ты, Мутамуриза, я ждала тебя, подойди ближе.

Вирджиния шагнула в глубь хижины и различила наконец очертания старухи, завернутой с головой в коричневое одеяло, из которого торчало только морщинистое лицо, напомнившее Вирджинии мордочки обезьянок, которые дома, у матери, разоряли маисовые поля.

– Подойди, не бойся, я знала, что ты придешь, не думай, что это Кагабо предупредил меня о твоем приходе, я знала это раньше него и раньше той, что прислала его с просьбой принять тебя. Я знаю, кто посылает тебя мне, и только ради Нее соглашаюсь принять тебя.

– Ньямиронги, как мне благодарить тебя? Ты спасаешь мне жизнь, а мне нечего дать тебе взамен. Все, что у меня