Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как же!
– А дядя Сережа говорит, что он был на войне!
– Я тоже вроде как был.
– Тебя что, ранили?
Алексей невольно поморщился. Это был не подвиг, а глупость. Его собственная глупость, о которой не хочется вспоминать.
– Ты ходи, – сказал он, уклонившись от ответа. – Я знаю, у тебя младший козырь.
– Откуда знаешь? – подозрительно спросил мальчик.
– У меня профессия такая – сыщик. Сыщики видят насквозь.
– И насквозь карт?
– Именно.
– И ты знаешь, кто их всех убил?
– Конечно!
– А почему не скажешь?
– Это вопрос сложный.
И он невольно вздохнул. Допустим, он скажет. А кому это интересно? Ведь тут игра политическая. Большая игра маленького королевства. Ничего личного.
Вот что бывает, когда люди слишком много времени проводят на работе!
Александра пришла минут через пятнадцать после того, как они затеяли игру в карты. Выражение лица у нее было странное. Сашенька беспрерывно вздыхала и хмурилась.
В руках у нее был пакет с едой. Учитывая осадное положение, кормящим матерям раздали на руки сухой паек, остатки запасов Ирины Сергеевны Серебряковой. Алексей подумал, что это как нельзя кстати. Сходить на завтрак им сегодня не удалось. Да и кормить их скоро в столовой не будут. Кому охота продлить пребывание таких беспокойных отдыхающих? У которых в коттедже трупы через день!
– Ты чего? – поинтересовался на всякий случай он. Кто знает, что так расстроило Сашу?
– Да так, – отмахнулась жена.
– Плохо себя чувствуешь?
– Нет, просто не по себе. Там, в холле… – и она в очередной раз тяжело вздохнула. – Леша, нам, наверное, и обедать сегодня не придется? Сейчас милиция приедет и будет всех допрашивать, никуда нельзя выходить.
– Кто тебе сказал, что выходить нельзя?
– Барышевы говорят. А что, неправда? Мне дали хлеба, правда, он засох. Зато есть колбаса. И печенье. Сережа, ты есть хочешь?
– Угу.
– А ты, Леша?
– Хочу, конечно! Но мне не положено. Я не женщина и не дитя. И, во-вторых, меня отчего-то тошнит. Причины не пойму. Разве от вчерашнего физического перенапряжения?
– От голода может еще тошнить.
Саша начала разворачивать сверток. В нем, кроме всего вышеперечисленного оказалась пара яблок и с полкило мандаринов.
– Фрукты – это хорошо, – вздохнул он. – Но колбаса – лучше! Я б порезал колбасу, пусть меня научат! А чем резать колбасу?
– Ой, я не знаю! Ножа нет. На столе, в холле, наверняка есть, но я туда не пойду! А вдруг все ножи убрали? Зато пакет сока раздобыла, Сережа Барышев мне его даже открыл.
– Не иначе, как зубами. Сцена из фильма «Челюсти». Добрый Барышев!
– Вы поссорились? – подозрительно спросила Саша.
– С чего ты взяла?
– Не ходите друг за другом, как в то утро, когда мертвого Пашу нашли.
– Знаешь, людям свойственно иногда друг от друга уставать.
– Ко мне это тоже относится?
– Да не цепляйся ты, Сашка, к словам! Кстати, как наши друзья прореагировали на известие о преждевременной кончине господина управляющего?
– Разве ты Сергея не видел с утра?
– Ну, меня интересует не та реакция, которая рождается в моем присутствии. Что тебе Серега сейчас сказал?
– Ты соображаешь, куда клонишь? Что, и друзей уже начал подозревать? Не заигрался ты в частного сыщика, Алексей?
– Я уже закончил эти игры. Дело закрыто за отсутствием желания разоблачить убийцу. Просто интересно, о чем вы там без меня болтали?
– Мы с Анечкой обсуждали выкройку платья, которое она задумала себе сшить. Устраивает?
– Не хочешь – не надо. Кстати, ты вчера долго оставалась в обществе после того, как я так странно потерял ориентацию во времени и пространстве?
– Ты можешь говорить нормальным человеческим языком?
– Когда мы познакомились, тебя мой язык устраивал, – напомнил он.
– Людям свойственно ошибаться, говоря твоими же словами. Ты что, совсем ничего не помнишь?
– А что я должен помнить?
– Я же вслед за тобой отправилась в комнату! И все спрашивала: Леша, Леша, что с тобой? А ты бормотал что-то и все время дергался.
– А чего это я дергался?
– Не знаю. Хотел встать. По-моему, ты чем-то отравился. Только вот чем? Непонятно!
– Да? Сколько непонятного вокруг происходит! А потом ты что, спать легла?
– Нет, вернулась в холл, посидела немного, пока Сережка не набегался. Не могла же я его одного оставить? Потом, когда уложила, сразу же легла сама. А что?
– Да ничего особенного. Сережка, хватит одно печенье трескать, – поспешил Алексей перевести разговор в другое русло.
– Вкусно!
– Ешь лучше рыбу. Кусай зубами.
– Соленая!
– Зато дорогая, мы такую не можем себе позволить, поэтому надо пользоваться моментом.
– Леша, чему ты ребенка учишь?
– Жизни. Вы меня учите? Почему я не могу?
– Знаешь, ты иногда бываешь таким злым и циничным, что мне неприятно.
– А мне приятно всегда! Так?
– Слушай, на мне-то зачем зло срывать? Если ты один оказался таким умным, то, может, это просто все окружающие вовсе не такие дураки?
– Так, намек понял. Значит, ты тоже против меня? Тоже возненавидела плохого мальчика Валеру Иванова? Саша, любимая моя, мужчина тем и отличается от глупой женщины, что ему не так-то просто навязать чужое мнение. Ты впечатлительна, эмоциональна, добра…
– И глупа.
– Этого я не говорил.
– Намекнул. Я все поняла.
– Как же вы, женщины, любите обобщать! Скажешь, например: «Я не хочу смотреть это дурацкое кино, а хочу смотреть, например, новости», – тут же следует реакция: «Ах, ты меня не любишь!» Да люблю я тебя и уважаю, только это не значит, что я обязан жить твоим мнением и твоими интересами.
– Леша, ты послушай, что говоришь! Получается абсурд какой-то!
– Не кричи при ребенке! – сорвался он.
Сережка, действительно, давно уже оторвался от коробки с печеньем и следил за перепалкой между матерью и отчимом. Уловив, что о нем вспомнили, он жалобно сказал:
– Ну не надо ругаться! Не ругайтесь! Вчера тоже ругались, а сегодня того дядю мертвого нашли!
– Какого дядю? – вскинулся Алексей. – С кем он ругался?