Очередь была небольшая. Можно заодно размять ноги, выпить кофе и съесть кусок пиццы. Завтрак в одном штате, ланч в следующем… Экзотика, только рассказывать об этом неловко, даже Михе.

Рядом хлопнула дверца, и из машины вышла Элеонора. Было от чего остолбенеть: они не виделись несколько лет. Ян осторожно кивнул. Улыбнувшись, девушка громко сказала: «Hi!» и направилась в кафе. То есть никакая не Элеонора, конечно, но до чего ж похожа: серьезные глаза под густой русой челкой, длинная шея, крохотная ямочка на подбородке. Правда, у той, настоящей, не было такой улыбки. Та если улыбалась, то печально и редко, будто хранила какую-то горестную тайну. Познакомились они в кафе. Миха неловко повернулся, выбив из рук девушки вазочку с мороженым. Она подняла взгляд, полный упрека, но почему-то не на Миху, а на него. Все трое неуклюже топтались у прилавка: простите-ничего-ну-что-вы, после чего зачем-то сели за один столик, и Миха шутил, а Элеонора смотрела на него со скорбным упреком. Элеонора, да; никаких уменьшительных не допускала.

«Не женщина – панихида», – Миха округлил глаза.

Родители Элеоноры, работавшие в газете, часто уезжали «за материалом» (что-то вроде «письмо позвало в дорогу», думал Ян), можно было остаться на ночь. Довольно скоро Элеонора стала мечтательно произносить: «Когда мы поженимся…» Постепенно фраза приобретала все более удивленную интонацию, пока не сделалась откровенно вопросительной. Говорилось и другое: «Родители думают менять квартиру… родители спрашивают, что мы собираемся делать, когда мы поженимся…», взгляд становился все более скорбным. Ян упорно молчал, ибо мысль о женитьбе на Элеоноре не проникала в сознание, отторгалась. Она оканчивала полиграфический институт и кроме замужества мечтала о журналистике. Периодически Элеонора сообщала об очередной подруге, которая выходит замуж, и следовало приглашение на свадьбу. В назначенный день он оказывался занят. «Одна я не пойду», – удрученно говорила Элеонора. Он и не спрашивал, ходила ли, бесконечно анализируя, как опрокинутое Михой мороженое привело к его собственным диванным утехам с этой меланхоличной девушкой. Кстати, ночью Элеонора была неузнаваема: куда девался тоскливый взор?.. А никуда: он возвращался вместе с бельем и колготками, словно был такой же частью туалета, как одежда. Возвращался вопрос: «Когда?..»

Никогда.

Не получил увольнения – иди в самоволку, это армия вбила в него крепко. Родителей-журналистов Ян так и не повидал, о чем нимало не жалел.

И много позже всплыло в памяти лицо Элеоноры, напомнив один из женских портретов Леонардо да Винчи – лицо печальное, чуть удивленное, углубленное в себя. Такой он представлял себе даму.

…Американская «Элеонора» приветливо помахала рукой. Ян улыбнулся и перешел к соседней кассе.

…Он мечтал о даме давно. Немногочисленные представительницы женского пола, которые встречались ему, ничем не напоминали дам – это были женщины, девчонки; не бабы – бог миловал.

Например, Элька – полная противоположность Элеоноре, даже если они были тезки (полного имени Эльки он не знал). При воспоминании об Эльке – шальные карие глаза, рыжеватые кудряшки штопором, ликующая улыбка – Ян улыбнулся. Все делала легко: пробивала перфокарты, не прерывая кокетливой беседы с ребятами, хохотала в телефонную трубку, прижав ее ухом, занимала в кафе очередь на нескольких человек и весело отругивалась от недовольных.

Она пригласила Яна на день рождения: «Будет несколько человек», – и расхохоталась, когда тот оторопел, увидев толпу в маленькой квартирке. Одни танцевали, другие курили на тахте, кто-то теснился у книжной полки. «Я глинтвейн делаю!» – оповестила Элька, схватила Яна за руку и потащила на кухню, маленькую, как курятник, где незнакомая пара объяснялась у подоконника. «Помешивай, но не давай вскипеть», – она сунула Яну ложку и побежала открывать дверь.

…Элька любила легко, щедро, без надрыва, без «когда-мы-поженимся».

– Ты славный, Янчик, – сказала однажды утром, – только давай на этом и разбежимся. Не то втрескаюсь в тебя по-настоящему. А мне надо мужа искать, я уже большая девочка. Мне ведь двадцать семь стукнуло, во как!

Чтобы скрыть растерянность, он закурил и спросил шутливо:

– И как же ты будешь его искать?

– О, это работа! – засмеялась Элька, отгоняя рукой дым. – Тут надо понять, кого хочешь найти, тогда и места выбирать. Вроде как грибы ищешь, – она прыснула. – Нет, правда.

Стратегия поиска мужа напоминала разведку. Можно, например, говорила Элька, регулярно приходить в научную библиотеку, но не в общий зал, а на третий этаж, где сидят научные работники.

– Никто не проверяет, так что приходишь с тетрадями и журналами, ни на кого не пялишься, а усаживаешься за столик – так, чтобы понаблюдать, что там за дичь. Изучаешь контингент. Если кто-то заинтересует, приходишь регулярно.

– Но почему в библиотеку? – спросил Ян.

Оказалось, есть и другие «пастбища» – драмтеатр, опера, филармония. Сначала походить одной – пристреляться, кто там бывает. Если наметила завсегдатая, расшибись, а добудь билеты на гастроли: вдруг он не достанет? И покрутись у входа, где граждане лишний билетик стреляют. Учти: граждан много, а тебя интересует один, он стоит сирота сиротой. А ты проходишь мимо и негромко так ему: «Мама не смогла пойти; хотите?»

– Все, он твой! – торжествующая Элька поставила кофе на стол.

– А… тебе какой муж нужен?

Элька ответила одним словом:

– Надежный.

– Я ненадежный?

Он не думал о женитьбе, но захотелось услышать ее ответ.

Она сказала серьезно:

– Тебе не я нужна.

…Ему нужна была дама. Не какой-то определенный образ и не блоковская Прекрасная Дама, непонятная и мучительно недостижимая, нет – он мечтал найти даму, которая навсегда станет его женщиной, оставаясь дамой. Если бы его спросили, какой должна быть эта вымечтанная дама, ответить он бы не сумел. К счастью, никто не спрашивал.

Что про него угадала умница Элька?..

Подъезжая к мотелю, он гадал, какого цвета будет покрывало на кровати. Почему-то, в каком бы штате он ни ночевал, доминировал красный. Покрывало оказалось коричневым, с бежевыми треугольными узорами. Вигвамы? Конечно: Индиана. Завтра он ее покинет, так и не увидев ни одного индейца и ни одного вигвама.

Куда-то подевалась усталость – смыл горячей водой в душе? Спать не хотелось, и Ян достал письмо Вульфа.