– Да ты меня не так поняла, хороший человек. Обиделась… Останься, моя защитница, в аэропорте стол накрыт, вместе с хлопцами поужинаем. Поближе с ними познакомишься, полезно для тебя, нужно же расти вверх.

– Спасибо, мне хватает общения на работе. Как собака на привязи на базе, устала, с августа ни одного выходного. Еще сорвусь там, оно вам надо? И температура, чувствую, у меня; если утром не появлюсь, значит, рухнула. А вам приятного аппетита!

Эти жрать ханку на халяву горазды, и напрасно мой директор тянется за ними, не нужно, чтобы видели его в этой компании. Накрыл бы поляну здесь, на базе, и дело с концом. Нет, ресторан им подавай с музыкой. Леонид Павлович меня постоянно предупреждает, что если засвечусь в таком окружении, он мне ноги лично повыдергивает. Образно, конечно, но хорошей взбучки не избежать, это точно; наряд пошлет, если отвертеться попытаюсь. Он дядька добрый, но иногда бывает даже слишком крутым. А что – прав. Там вверх не поднимешься, если не номенклатура, а в грязь легко утопчут.

Температура в самом деле была, и довольно высокая, сильно болело горло.

– Да оно у тебя все красное, сейчас полечимся старым испытанным способом, – приговаривала бабка, доставая из-под ванны бутылку с керосином. Припасла ее на всякий случай, сейчас заставит им полоскать. Ни за что, здесь я точно – Зоя Космодемьянская. Максимум, на что согласилась, – это заглотнуть растертый стрептоцид. Завязав горло, рухнула в свое кресло-кровать; сердце больше не билось.

Наутро пересохшая глотка просила воды, я, не разобравшись, махнула стакан холодной; хорошо, что не видела бабка, разоралась бы на всю парадную; она разоралась почем свет стоит потом, когда узрела, как я, нагнувшись над тазиком, мою голову.

– Безмозглая, припадочная, менингит схватишь; ну и внучек-дур нарожала мне Анька. Что старшая, что младшая, несчастье, а не девки! – Истошный ее крик содрогал весь наш большой двор.

Наскоро вытерев голову полотенцем, я спряталась от нее в туалете и запела, вспомнив вдруг строчку Юрия Олеши: «Он по утрам поет в клозете», только я не была похожа на того здорового, жизнерадостного человека, который у писателя это исполнял.

Горло снова стало прилично побаливать, к черту, не пойду на работу, хотя Степаненко наказал, чтобы была, как штык. Отлежусь пару деньков – пройдет. На кухне слопала дожидавшуюся меня манную кашу, чай пить не стала, заварила себе крепкий кофе.

– Ты очумела пить эту гадость, зубы же попортишь, почернеют, немедленно отставь, сейчас чай согрею! – Никуда не скроешься от горячо любимой, но вредной старушки, она словно всюду, как дерево из земли, вырастает перед тобой. – Вчера вечером Саша заглядывал, с Алкой битый час болтал, тебя все ждал. О чем? Мне откуда знать. Дверь Алка плотно прикрыла, якобы от Капки.

Опять я подвела парня, сколько он может так ходить, еще подумает, что я от него скрываюсь.

– Олька, а ты случаем за старое не взялась, с этим супнярой с машиной, что караулит тебя на улице, не вяжешься? Смотри, потеряешь Сашку, надоест ему сюда топать.

– Не вяжусь, бабуля, успокойся. Очередное совещание, все о вас, о народе, кумекали, как бы вас без квашеной капусты на зиму не оставить. Из чего тогда щи варить будешь. О, я забыла, ты и не варишь, говоришь, пусть москали свои пустые щи лопают, а мы – борщ с мясом.

– Ты, как дед, он всю жизнь думал за других, и вы такие же. Кому только сказать: внучка в овощных начальниках, а я со своими больными ногами в очереди за тухлой картошкой часами стою. Да черт с ней, с картошкой. Скажи лучше, когда перестанешь дурью маяться. Все твои девки народили дытынок и живут припеваючи.

А вы с Алкой так и будете на диванчике свои кроссворды разгадывать и пасьянсы раскладывать. От них детки не появятся.

– Тебе, бабуля, лучше знать, у тебя трое было. Сама же приговариваешь: «Выйти замуж не напасть, кабы замужем не пропасть».

– С Сашкой не пропадешь. Это правда, что он женат? Второй фронт на тебе не открыл, как союзнички наши клятые в войну?

– Правда, был. Жену в Москву от него увели, пока он по соревнованиям разъезжал. Влюбился в нее один киношник, он у нас на студии какой-то фильм снимал.

– А дети?

– Детей нет.

– Красивый он мужик и такой солидный, основательный, но ты все равно получше к нему приглядись. Спешка хороша, когда блох ловишь, а тут не блоху подковать надо, а мужа надежного найти.

– Бабушка, так я никуда не тороплюсь.

– Торопиться надо, но с умом. Обидеть он тебя не может?

– Твоя внучка сама кому хочешь врежет. Знаешь, как меня кличут на работе? Мегера Иосифовна. Я не обижаюсь. У нас тут недавно случай был с курсантиками…

Я рассказала, как нам из высшей мореходки народ прислали, вагоны разгружать. Им деньги полагались, небольшие, но для них и это хорошо. А грузчики, урки воровитые, их наряды себе приписали и заработок ребят забрали. Скандал. Кассирша направила их ко мне: Мегера Иосифовна разберется. Заходит худенький паренек в тельняшке: «Мегера Иосифовна, только вы можете помочь, так-то и так-то». Я сначала подумала, прикол какой-то, хотела уже шурануть мальчишку, а он опять затянул своим тоненьким просящим голоском: «Помогите…» Разобралась, конечно, распорядилась выплатить, а с тех ворюг немедленно содрать.

– Молодец, Олька.

– Вот такая у тебя внучка, бабуленька моя любимая. Кто-то им потом сказал, что я – Ольга Иосифовна, так они пришли извиняться, коробку зефира принесли. Посмеялись, на четвертом курсе вышки учатся, как…

Чуть не сорвалось с языка – как когда-то Стас Белозеров, с которым познакомилась, помогая Галке Рогачке искать ее Витьку Павленко. Рыжий Стас тоже где-то вагоны разгружал, чтобы меня в кино пригласить. Мы с ним, когда у него появлялось «окно» в жестком учебном графике (не то, что у нас в нархозе), несколько новых фильмов пересмотрели. Но потом он внезапно исчез, видимо, нашел еще кого-то, с кем обсудить картину…

На работу я так и не собралась.

– Как не пойдешь, прогул запишут? – пыталась образумить меня бабка.

– Да очень просто: кажется, я беременна. – Испуг замер на ее лице. Я и сама испугалась этих слов, еще правда подумает. – Меня тошнит от работы и тянет к соленому морю.

– Ну, зараза, нашла чем шутить, – тяжело вздохнула она. – Хочешь, чтобы мы все инфаркт получили.

И дома сидеть неохота. Прошвырнусь-ка я по магазинам. Бабка тут же подсуетилась и списочек мне подсунула, что нужно домой из продуктов. И колготки бы новые прикупить, все, что привезла из Германии, все в зацепках, носить неудобно. Можно, как советует бабка, попросить Алку, она в центре целыми днями торчит, приглядела бы. А зачем, сама в центр смотаюсь. Все, хватит, сегодняшний день себе любимой посвящу, пропади все пропадом.

Уже и вспомнить не могу, когда в последний раз там шастала. Комиссионки обойду, может, что-нибудь попадется. Зимой смотаюсь к Светке Барановой в Берлин, обновлю гардеробчик. На нашу одесскую толкучку ездить сил нет. Наташка Соболева просила заглянуть к ней в магазин, у них какая-то своя придворная морячка спикульша дефицитом ворочает. Вот к ней и заскочу. Пусть на пару рубчиков подороже, зато без проблем, и все с доставкой на дом. Не мешало бы позаботиться, чтобы хорошо диванчик обмыть. Что я все тяну с настоящим свиданием, девственности, что ли, боюсь лишиться, так уже давно распрощалась. Пора, мой друг, пора.