— Мелони, я, похоже, нашел, почему так быстро умирали бастарды. При желании можно сконцентрировать воздействие фамильяра на одном из членов семьи. Так сказать, передать ему… гм, основную честь. Но это же, как я понимаю, обряд Главы и наследников… что-то невозможное, они же не могли… хм…

И решительно закапывается в книги опять, бормоча что-то под нос. Что-то насчёт истории какого-то там бастарда, про которого он якобы читал.

— Морковка, Грызи-то сообщаем? Что обряд нашли?

— А? Да, конечно… нашли.

Ясно, спрашивать бесполезно. Неохотно тащусь на поиски Водной Чаши. Папаша на них не скупился: в каждом зале стояли. Даже в Трофейном.

Прошибает дрожь. Может, это от того, что вышла в зябкие коридоры. Может, от воспоминаний о зале, после визита в который в детстве я закатила папаше знатную истерику.

Чучела. Головы. Рога и жала. Хлысты и черепа.

Шкуры и бессмысленные глаза.

— Сюрприз на помолвку, ха!

Это у них долго мелькало в речи. У Подонка-Оттона и его дружков. Сюрприз на помолвку. Подарочек для невесты. Сколько не прислушивалась — даже со слухом Следопыта не узнала — что это будет.

— А не передумал? Она у тебя, вроде, малость, на голову…

— Ха! Помолвку всё равно не расторгнут, так что пусть привыкает.

Что-нибудь женскопакостное, решила я тогда. Вышивка, платья. Из того, что не терплю.

А потом стояла на крыльце. Глядела на сюрприз.

Сюрприз глядел в ответ. Стеклянными, мертвыми глазами зверей. Трофеев, которые мне разостлали под ноги слуги женишка.

Огнистые лисы, земляная кошка, йосс и кербер, и алапард и яприли… Мех, страдальческие оскалы, пустые глазницы.

Подонок Оттон глядел в глаза и ухмылялся нагловато. Всем своим видом сообщая, что я с нынешнего дня — тоже его трофей.

Наверное, он ждал, что я закричу. Устрою истерику или заплачу. Чтобы поторговаться потом с дядькой и теткой насчет приданого — мол, видите, невестушка совсем не в себе и приличий не блюдет. У нас тут другие условия…

Только вот я шагнула вперед молча и молча вцепилась в его рожу. Врезав перед этим ему кулаком по горлу и коленом — туда, куда меня папаша учил бить, на всякий случай.

А следующих минут я не помню — выдрано. Помню, он вопил. И кожа разъезжалась под когтями, и брызгало алым. Не помню, вцепилась ли я ему во что зубами — в нос или в ухо. Но во рту почему-то стоял вкус крови.

А ещё Подонок от растерянности лупил пламенем во все стороны, так что нас не сразу растащили.

Ещё помню свой подол потом. Сиреневый, расшитый мелким жемчугом. Весь в брызгах крови. Хоровые причитания Венейгов о том, что помолвка-то сорвалась, да и кто вообще теперь… после такого-то… пятно на роде.

Помню, я отплевывалась от успокаивающих зелий. И уже тогда понимала, что сбегу. Сбегу с концами, пока меня не начали пичкать этими зельями до состояния «полной покорности».

И никогда не вернусь ни к Драккантам, ни к Венейгам. Пусть я — пятно на роде. Эти самые роды — одно большое вонючее пятно на мире.

Чашу нахожу только в четвертом зале. Может, до обряда «магической консервации» слуги успели растащить. Чаши были недешёвые, мастерградские, усыпанные то аквамарином, то хризолитами.

Отыскиваю на каминной полке. Огромной, как сам камин, в котором яприля можно зажарить.

Поворачиваюсь, чтобы уходить — и понимаю, что на меня смотрят. Со стены.

Вир болотный, совсем забыла, что здесь их портрет. Писался вскоре после свадьбы, потому папаня вполне себе стройный. Широкоплечий, с нарочито серьезной миной и смешливыми искорками в глазах. Тёмная шевелюра в кои-то веки приглажена. Мать по сравнению с ним — бледная тень, ивовая веточка. Томно прикрыла глаза, выдала виноватую полуулыбку.

Предки с портрета глядят ласково. Будто бы пытаясь в чем-то там убедить. Что они никого не предавали и не бросали, видимо. Или что мое место здесь, ага, ну да. Чтобы стать чем-то вроде Линешентов. Или Венейгов. Или их.

— Плевать, — говорю им. — Вы мертвы, ясно?

Выхожу, как следует наподдав по двери ногой.

В библиотеке Рыцарь Морковка сидит с таким видом, будто его шандарахнуло по голове. Всеми томами, которые он тут перерыл.

— Мелони, — говорит он обморочным голосом. — Ты пришла.

На тычки не реагирует, как обожравшийся шнырок. Ставлю Чашу на стол, вызываю Грызи.

— Обряд нашли, — говорю в воду. — Он, правда, на жреческом языке, но Морковка его читает. По проведению — как мы и думали, нужен Глава Рода и наследник. Морковка нашел что-то, не колется.

Грызи минутку молчит, переваривая. Потом из Чаши вылетает начальственное: «Господин Олкест!»

Его Светлость вздрагивает, мотает головой, как пришпоренный конь, и выпаливает панически:

— Они не просто включали бастардов в Род! Они запускали церемонию передачи титула Главы!

Подскакивает и вздымает перед собой какую-то книжку.

— Вот… всё сходится! Иначе у них просто не получилось бы! Если бы они просто ввели бастарда в Род — фамильяр начал бы действовать на него так же, как на любого из Рода. Но не больше. Значит, они делали его формальным Главой Рода — и это позволяло провести дополнительную церемонию, сделать бастарда основным «кормом» для фамильяра. Понимаете? Я совершенно уверен, что они проводили не один обряд, а два! Или даже три! Формальное включение в род. Частичная инициация как Главы. И потом — вот это… вот то, что мы нашли с Мел, то, что позволяет Главе Рода — действующему или формальному — связать себя с фамильяром ещё плотнее!

Грызи ухитряется заговорить первой.

— Зачем вообще был введен этот обряд связи с фамилиаром?

— Кхм, — Его Светлость малость успокаивается. — Дело в том, что еще восемьсот лет назад во многих аристократических семьях первого круга Главой избирался самый мощный маг из прямой линии наследования. Что, в общем, логично, если учесть обязанности Главы, но вот эти их поединки за главенство…

— Они что, идиоты? — это уже спрашиваю я. Морковка моргает. В руках — книга. — Хочешь сказать, Линешенты каждый раз главенство рода бастардам сдавали?

— Сдавали не до конца, в том-то и дело. Этот обряд… церемония передачи титула — достаточно хитроумный. Насколько я понял, он был введен на случай, если действующий Глава Рода тяжко болен и хочет назначить преемника уже сейчас. Проводится он в два этапа. Как же вам объяснить? Вот представьте: вы опасаетесь, что придётся надолго уехать или там… заболеть… и решили назначить того, кто вас заменит…

— Страшноватые картины рисуете, — долетает хмурая реплика Гриз. У неё точно нет кучи претендентов на роль «сердца» ковчежников.

— Так