вдруг начинает сиять солнце, которое ликует, сообщая людям, что ещё не всё потеряно! Оказывается, за окном совсем не холодно – в сего лишь красивая осень, какой ей и положено быть. Город оживает, люди принаряжаются и неторопливой толпой подтягиваются к кассам цирка. Их ждёт событие!.. О нём будут позже говорить те, кто побывал на представлении. Кто не был, станут с волнением обсуждать предстоящее, с трепетом и нетерпением поглядывая на серенькие прямоугольники билетов…

Новая программа сложилась дружная, спокойная и разнообразная. Пашка работал свой жонглёрский номер. Ассистировал Свете в её номере «Свобода», помогал ей в «Высшей школе верховой езды» – всё как всегда. Ребята першевики «рвали зал» своими трюками, молодостью и мастерством. Они триумфаторами заканчивали первое отделение. В программе также были дрессированные собачки, козы, номер иллюзионистов, воздушная гимнастка на трапеции – недавняя выпускница циркового училища, групповой номер турнистов. Весь вечер в зрительном зале звучал смех от остроумных реприз клоунской группы молодых ребят, энергии которых хватило бы на освещение целого спального района Курска. Апофеозом программы было выступление Терезы Дуровой. После её аттракциона со слонами народ долго не расходился, обсуждал увиденное и сам факт приезда цирковой звезды в их город.

Неторопливую монотонность гастролей взорвало событие, которое при всей своей обыкновенности взбудоражило программу, да и город в целом.

А случилось то, что у одного из турнистов, Лёхи Сорокина, родился сын. Вот так прям взял и родился! Ровно через положенных девять месяцев. Подошло время рожать. Она кричит: «Лёша! Что-то не то!» Он ей: «Люся! Что не то? Что ты чувствуешь?» – «Чувствую, что началось!..» Лёгкая паника, забеги по гостинице. Вахтёрша Вера Ивановна, что дежурила в этот день, баба опытная – троих подняла, быстро «скорую». Люську в роддом. Лёха и наволноваться не успел, как стал отцом!..

На следующий день после представления весь номер турнистов – шесть человек плюс нижние из номера «перши», двое здоровенных малых килограммов под сто, – все закадычные друзья-товарищи ещё по цирковому училищу, влезли в «Жигули» и в таком составе предстали во дворе роддома. Лёха цветами выложил имя своей жены под окнами, все стали радостно скакать и орать, как ненормальные, звать роженицу и пить шампанское. Когда улыбающаяся Люська отдёрнула штору и появилась, цирковые быстро соорудили колонну, встав друг другу на плечи. Лёшка с бокалом в руках оказался в оконном проёме третьего этажа. Пока они там через стекло ворковали, а нижние пыхтели от натуги, обслуживая свидание «Ромео» и «Джульетты», подъехала милиция… Мужики есть мужики. Ситуацию поняли быстро. Все приняли на грудь за здоровье новорождённого. Потом восемь здоровенных мужиков втиснулись в «Жигулёнок» и, чиркая днищем кузова, вальяжно покатили в сторону цирка, горланя песни. Патрульные открыли рты: «Не-е, я всякое видел! Кио там! Но чтобы вот так! Вот это настоящий фокус! Ну, пацаны, ну, гимнасты-акробаты!..

На следующий день в городе судачили, что десять пьяных «циркачей» на «Запорожце» везли в роддом бабу рожать…

Ещё через три дня – очередной переполох в роддоме. Приехала вся программа забирать родившегося. С ними были и журналисты из газеты, и два телеканала, и даже кто-то с местного радио – это директор цирка с администратором подсуетились сделать себе рекламу. Шутки неслись со всех сторон, кричали медсёстрам: «Вы там не перепутайте! Нашего давайте, а то потом репетируй с чужим – вдруг он окажется бездарным!» Из другого угла неслось: «Лёха! Мальчики, говорят, кончились! Девочку брать будем?..» От этого напора медперсонал растерялся. Мало того, что так многолюдно, так ведь ещё и неприлично шумно. Здесь роддом всё-таки!..

Перед входом было столпотворение. Тут тебе и легковые автомобили, украшенные надувными шарами, и разрисованный автобус с надписью «Цирк», и грузовики с заклеенными афишами бортами, на которых восседал цирковой оркестр. Он грянул марш Дунаевского, когда роженица, как цирковая мадонна, вышла с ребёнком на руках. Лёха к тому времени уже был «никакой» от счастья и выпитого…

Когда же разноголосая толпа отъехала от роддома, появилось ощущение, что все оглохли – так стало тихо…

Вся эта свистопляска, в конечном итоге, вылилась в шумную цирковую кавалькаду по городу, что должно было дополнительно привлечь зрителей на оставшиеся представления…

Продолжение было в цирковом буфете, украшенном гирляндами цветов и поздравительными надписями. Программа собрала деньги и купила молодым родителям дорогущую немецкую коляску, в которой восседал огромный медведь с синим бантом на шее. Вахтёрша Вера Ивановна обеспечила банкет рассыпчатой картошкой, вскрыв стратегические запасы тех самых частных закромов. Её солёные помидоры с огурцами вызвали не меньшие восторги, чем повод, по которому собрались. Гулянка затянулась далеко заполночь. Она хмельной стихией выплеснулась за ворота цирка и потекла рекой по улицам Курска. Поили всех, кто попадался под руки…

Газеты ещё пару дней пестрели крикливыми заголовками. Очередь в кассу заметно выросла. Слово «цирк» было у всех на устах. Оказалось оно и у милицейского патруля, который неожиданно захомутал Витьку Фатеева. Задержали его случайно. Бродит такой худой, высокий, с длинными редкими сальными волосами по гастроному. Глаза выпучены, бормочет себе что-то под нос. В авоське – два десятка плавленых сырков «Дружба» и столько же пачек чая. После задержания в отделении состоялся диалог:

– Зачем так много чая?

– Козы любят.

– Какие козы?

– Цирковые.

– Они что, его пьют?

– Нет, жуют.

– Знаю, козы табак любят, сигареты за милую душу – сам видел. Но чтобы они заварку ели!

– Козы не наши, ангорские!

– А-а!.. А зачем столько сырков?

– Дрессировщик любит!

– А-а!..

Было ощущение, что задержанный поддатый. Но не пахло. Зрачки вроде тоже не были расширены. Но тот явно был не в себе. Опытные МВДэшники пребывали в растерянности и недоумении. Когда же Витька задвинул им речь об относительности всего сущего в концепции Альберта, нашего, так сказать, Энштейна, Диогена и Лао-Дзы, снабдив свой спич подробностями из работ Декарта и Макиавелли, плюс процитировал целую словесную канонаду из творчества Джорджа Беркли и Монтескьё, те сочли за благо вытолкать упирающегося Фатеева из опорного пункта как можно быстрее – «не дай бог укусит, делай потом сорок уколов!..»

Глава сорок первая

Гастроли в Курске после всех тех событий снова проходили неспешно, рутинно. Неделя – выходной, ещё неделя – очередной выходной. Жизнь текла неторопливо, день за днём. Так и дожили до очередного окончания гастролей в очередном гастрольном городе.

Пашка, Света, Венька и Захарыч готовились к переезду в Воронеж, на который строили много планов. Упаковывали лишний реквизит в коневозку, которая на этот раз должна была поехать своим ходом – автоприцепом. Захарыч, как всегда, командовал.