– Почту за честь, миледи, – на тонких, почти незаметных губах появилась скупая улыбка. – Когда хотите начать?

– Прямо сейчас.

А чего тянуть? Раз уж я хозяйка этого особняка, нужно узнать, как ведется тут это самое хозяйство. Эх, жаль, Ильды нет, ее любопытству здесь было бы такое раздолье! Но моя верная служанка осталась в старом доме вместе с дядюшкой Ирвином. Я надеялась, что они оба переедут со мной к Кейну, но что дядюшка, что Иль, оба уперлись и не захотели «жить из милости в богатом особняке». Можно подумать, их проживание отдельно будет оплачиваться не из денег Кейна! Что ж, я не стала спорить. Пусть живут так, как им хочется, тем более что этим двоим давно пора решить накопившиеся обиды и недомолвки. Чую, Ильда устроит дядюшке веселую жизнь. Если честно, я так легко согласилась на их отдельное проживание, потому что надеялась, что дядя Ирвин не выдержит претензий и ворчания Ильды и сбежит от нее в особняк. А там и сама Иль подтянется.

– Слуги уже ждут вас, миледи, – негромкий голос экономки заставил меня очнуться.

– Да, идем, – кивнула в ответ. – Спасибо, Мэри, – посмотрела на свою камеристку. – У тебя действительно золотые руки.

Девушка зарделась от этой похвалы, а я поднялась и пошла к выходу.

***

(Из дневника Дж. Кейна)

9 сентября

Не думал, что будет так трудно. Отвратительное ощущение. Никак не могу избавиться от мерзкого чувства, разъедающего душу, словно кислота. Оно разливается по телу, заползает в мозг, ноет, зудит, выворачивает наизнанку. Проклятье! Вот уж не предполагал, что меня настолько сильно заденут слова Кэри.

Оказывается, быть мерзавцем вовсе не так легко, как казалось, особенно, когда на тебя смотрят так… А, к черту!

К черту Кэролайн Уэтерби, к черту благородство, к черту проклятые эмоции! Все это неважно. Нельзя отвлекаться, нельзя поддаваться слабости. Цель – вот то единственное, что действительно ценно.

Но как же притягательна и опасна магия алайетов! Не могу передать словами, что чувствую. Стоит только ослабить щиты и позволить ей проникнуть внутрь, и мне кажется, что я схожу с ума. Этот жар, это молодое, горячее желание, эта порывистость и безоглядная потребность в любви… Во мне словно живут два человека – один ненавидит и жаждет поквитаться за прошлое, исполнить клятву и уничтожить заклятого врага, а второй встает у него на пути и готов умереть, лишь бы не дать совершиться этому справедливому возмездию. Как же я теперь понимаю своих предков! Тот огонь, что горит в алайетах, взывает к нашей сущности, манит, зовет, обещает высшее блаженство… От него просто невозможно отказаться. Проклятая магия Избранных! Только им под силу разбудить в нас такой вулкан чувств, только они могут играючи, даже не замечая этого, снести любые преграды и с легкостью преодолеть защиту, чтобы пробраться к самому сердцу, взять его в плен, сжать в своих ладонях и… уничтожить.

Нет. Нельзя поддаваться. Нельзя забывать о прошлом. Все это уже было. Но как же трудно удержаться…

Дом оказался даже больше, чем выглядел снаружи. Вчера, когда я впервые переступила его порог, мне довелось увидеть только холл, парадную столовую и спальню, в которую привел меня Кейн, поэтому сейчас я с интересом разглядывала залы и комнаты, по которым вела меня госпожа Тьюз. Особняк поражал своим богатством. Три этажа, множество покоев, подвал, в котором располагались кухня и хозяйственные помещения, чердак, где жили слуги. Кстати, с последними я познакомилась сразу после того, как прошел осмотр «владений». Запомнила имена и лица, обсудила с кухаркой свои предпочтения в еде, а у камердинера мужа выяснила, что у Кейна есть свои собственные покои и что та спальня, в которой прошла наша брачная ночь, раньше входила в личные покои пирата, а сейчас ее переделали специально для меня. Надо же! Оказывается, Кейн заранее озаботился моим удобством, а я-то думала, что ему это безразлично. Странно, что вчера, после моих слов об отдельных покоях, он даже не заикнулся, что это и есть моя спальня.

Последними мне показали комнаты родителей мужа, их он оставил в неприкосновенности.

– Милорд не стал ничего здесь менять, – пояснила экономка, открывая одну из дверей в правом крыле хозяйского этажа.

Я вошла в просторную, богато обставленную комнату и огляделась.

Ее интерьер так живо напомнил мне наш старый особняк, что я словно вернулась в прошлое и увидела похожую спальню, добротную старомодную мебель, большие портреты родителей, висящие в простенке между окнами…

– Старый лорд Кейн был большим домоседом, – расправляя на идеально ровном покрывале невидимую складку, сказала госпожа Тьюз. – А в последние три года, после смерти леди Кейн, он почти не покидал своих покоев, и уговорить его спуститься вниз не мог даже молодой лорд.

Это я помнила. В городе одно время ходили слухи о том, что старый банкир, оставшись вдовцом, немного тронулся умом и отказывается от общения с родными и знакомыми, превратившись в настоящего затворника. Хотя он и раньше-то не отличался радушием. Кейны переехали в Уэстен пятнадцать лет назад и так и не влились до конца в местное общество. Нет, сами уэстенцы были бы рады принять таких знатных и богатых господ в свои сплоченные ряды, только вот Кейнам это оказалось не нужно. Они держались особняком, не устраивали приемов и не отдавали визитов. Поначалу наши кумушки пытались втянуть леди Джулию в свои женские кружки и благотворительные фонды, но та только выслушивала очередную «делегацию» и отделывалась от навязчивых дам крупными суммами пожертвований.

– Вы давно служите в этом доме? – спросила экономку, подходя к поясному портрету лорда Кейна-старшего.

На огромном холсте, заключенном в массивную позолоченную раму, был изображен суровый пожилой мужчина с пронзительным взглядом серых глаз и хищным, немного крючковатым носом. За спиной лорда виднелся какой-то странный золотистый блик, а холеные руки сжимали толстую книгу с изображением летящей птицы.

«Джон Уэлиш Георг Авинар Уильям Генрих Кейн, тысяча восемьсот шестидесятый год» – прочитала я витиеватую подпись.

– Почти пятнадцать лет, – с достоинством ответила госпожа Тьюз и тоже посмотрела на портрет. – Лорд Джон был замечательным человеком, – убежденно добавила она.

Вот уж не знаю. Если верить тем же слухам, у Кейна-старшего был очень тяжелый характер, от которого страдали не только слуги, но и близкие лорда.

– А нынешний хозяин? Он вам нравится?

Мне было интересно, что скажет женщина, знавшая пирата не первый год.

– Лорд Джеймс? – переспросила та и, подумав пару секунд, добавила: – Милорд очень добр к своим работникам, и мы все рады ему служить, миледи.

Что ж, трудно было ожидать другого ответа.

Взгляд снова остановился на холодных глазах изображенного на портрете мужчины. Было в них что-то, что вызывало беспокойство. Какая-то неразгаданная тайна. Или это мне только кажется?