т. е. для последних трех геологических эр, охватывающих около полумиллиарда лет. Мы имеем здесь в виду не разнообразные комбинации и совокупности форм рельефа, возникавшие в разном пространстве и времени, но сами эти формы. Какие же достаточно убедительные доказательства можно привести в пользу этого положения? Да ведь хотя и все менялось на Земле и продолжает меняться, основные общие законы существования материи оставались постоянными. Такие свойства материи и ее предметов, как вес, плотность, вязкость, теплоемкость, электропроводность и другие физические «параметры», несомненно, количественно меняясь в тех или иных пределах, оставались качественно все теми же свойствами.

Поле силы тяжести Земли со временем изменялось и под влиянием притока новых порций метеоритного вещества, т. е. увеличения его массы, а также при внутренних перестройках недр и перераспределении плотностей, но сама сила тяжести продолжала существовать. Таким же, наверное, и даже более постоянным был распад радиоактивных элементов, генерирующий тепло. Уже отсюда ясно, что относительная простота, а главное, относительное постоянство основных физико- и химико-геологических закономерностей, прежде всего наличие гравитационного поля, с необходимостью вели к созданию ограниченного числа также и геоморфологических «моделей». Горы, холмы, долины, созданные текучими водами, равнины далекого прошлого чем-то, конечно, всегда отличались друг от друга, как и от подобных им современных гор, долин и т. д., а все же общие их свойства и морфологический облик менялись гораздо меньше. Другой пример. Иным было в далеком прошлом выветривание, иным был состав текучих вод, состав воздуха, но все эти и им подобные геологические условия и процессы (они же, собственно говоря, и геоморфологические процессы) действовали в том же направлении, в каком действуют сейчас. Все эти процессы в течение огромных промежутков времени (верно сказано, что природа никогда не испытывала недостатка времени) вели и к морфологическому однообразию или, лучше сказать, единообразию генетически сходных однородных геоморфологических ландшафтов. Интуитивно или сознательно это положение, между прочим, уже давно принималось почти за аксиому всеми (в числе последних К. К. Флеровым, З. Бурканом и др.), кто занимался живописными реконструкциями давно минувших геологических эпох, т. е. изображением их ландшафтов. Не упрекать же их в недостатке фантазии за то, что у всех авторов-художников при изображении природы «ископаемых» ландшафтов формы рельефа принципиально ничем не отличаются от современных.

Несомненно, что прошлая история Земли в течение последних трех эр или даже всего позднего докембрия (протерозоя) протекала при иных Пространственных комбинациях, иных планах размещения, других границах и размерах климатических зон, нежели современные Перемещались и сами географические полюса. А ведь именно такие зоны контролируют распределение на Земле зоогеографических и фитогеографических зон или поясов, определяя тем самым «горизонтальную» структуру биосферы. Поэтому бесспорно и другое. Во-первых, общий порядок распределения климатических зон прошлого относительно земных полюсов и экватора (также подвижных!) не мог отличаться от современного. На Марсе с его полярными шапками твердой углекислоты этот порядок в принципе не отличается от земного. Во-вторых, по основным своим показателям климатические зоны прошлого также не могли существенно отличаться от современных. Изучение отложений фанерозоя по крайней мере, в особенности изучение содержащихся в них окаменевших остатков флоры и фауны, не позволяет нам вообразить себе существование в то время таких климатических условий, какие бы ни встречались в том или ином полушарии в настоящее время. Нигде на Земле в течение этого времени, времени неуклонного поступательного развития биосферы, нельзя представить себе лунный, марсианский или венерианский климат. А отсюда следует, что сходные с современными климатические обстановки прошлого приводили к возникновению, развитию, отмиранию и смене вполне или весьма сходных с современными, климатом обусловленных (морфоскульптурных) форм земной поверхности и соответственно сходных с современными «ископаемых» морфологических ландшафтов. Особенна если иметь в виду их глобальное распространение. Можно лишь думать, что в такие глобальные ландшафтные закономерности вносили своеобразие, да и то главным образом с количественной стороны, такие могучие силы, как массовый поверхностный вулканизм или покровное оледенение, подобное современному оледенению Гренландии и особенно Антарктиды.

Итак, хотя развитие биосферы и рельефа земной поверхности всегда шло и — идет параллельно и взаимосвязанно, рельеф находится под воздействием относительно однообразно действующих абиотических, т. е. прямо с жизнью не связанных, факторов, способность к комбинациям которых ограничена. Например, суровые полярные условия делают почти невозможным химическое выветривание горных пород. Напротив, развитие биосферы, ив посредственно связанное с лучистой энергией Солнца j подчиненное особым, очень сложным законам постоянной-трансформации органического вещества, вело к создании» все новых форм жизни и соответственно все новых форм и механизмов их влияния на рельеф земной поверхности Таким образом, не только движения земной коры и климатические сдвиги сами по себе были повинны в смене географических и геоморфологических ландшафтов прошлого, но и биосфера, ее разрастание вверх, в тропосферу, вниз до подошвы осадочной оболочки и вширь — от морских побережий в глубь древних палеозойских материков. Развитие жизни во все расширяющейся биосфере вело также к увеличению объемов остатков организмов, переходящих в ископаемое состояние, к расширению, усложнению и в конечном счете к усилению их воздействия на формы твердой земной поверхности.

Одним из самых ярких примеров воздействия рельефа на биосферу в материковых — условиях является прославленное сибирское пресное море Байкал. Находясь в глубине Азиатского континента, в огромном удалении от морей, в царстве резко континентального климата, Байкал обладает многими удивительными свойствами, определяемыми в первую очередь геоморфологией его впадины: ев молодым (5–6 млн. лет) горным окружением, глубиной (1620 м ниже уровня моря), общей емкостью — около 23 тыс. км3, сложной и своеобразной формой. Высокие горы, резкие перепады в рельефе дна создают здесь громадные геоморфологические контрасты, строго контролирующие распределение элементов биосферы. В прибрежных мелководьях здесь обитает фауна, общая для озер сибирской зоны, на глубинах же — совершенно своеобразная, нигде более не известная — эндемичная фауна Байкала. Поэтому вполне понятно, что В. И. Вернадский — в своей знаменитой работе «Биосфера» дважды сослался на пример Байкала.

Воздействие биосферы на рельеф, как и обратное воздействие рельефа на биосферу, можно рассматривать^ по-видимому, двояко — учитывая и не учитывая роль человека. Первое можно отнести к появлению человека на Земле в эоплейстоцене, 2–3 млн. лет назад. Второе касается всего огромного времени существования биосферы оставившего нам в качестве самых информативных исторических документов органогенные отложения остатки фауны и флоры, ископаемые почвы и целиком саму биосферу на современной стадии ее эволюции. Все это бесценно для решения задач исторической геологии и исторической геоморфологии, которую часто называют еще «палеогеоморфологией». Всяческие подробности, относящиеся к этим задачам, мы оставим здесь в стороне. Для нас важно главное, заключающееся в том, что в ходе геологического времени влияние биосферы на рельеф необратимо расширялось и усложнялось и что, напротив,