Я спросила себя: неужели механизм, ответственный за романтическую страсть, непосредственно связан с другими механизмами, вызывающими гнев и ненависть?

Долгое время я пребывала в уверенности, что противоположность любви – не ненависть, а безразличие. Теперь я начала подозревать, что между любовью и ненавистью в человеческом мозге может существовать сложная взаимосвязь, а безразличие, скорее всего, возникает и ощущается благодаря совершенно иным механизмам. Возможно, эта связь между любовью и гневом объясняет, почему преступления страсти – преследования, убийства и суициды – так часто случаются во всех без исключения странах мира: когда связь разорвана, а любовь предана, мозг может мгновенно направить высвободившиеся силы на ненависть.

«Конечно, так будет лучше, / Конечно, я научусь, / Ненавидеть тебя, как и всех / Прежних любимых…»[56](7) Американскому поэту Уильяму Снодграссу, несомненно, был знаком тот гнев, который обуял Барбару. Такую же ярость проявляли еще несколько брошенных участников нашего эксперимента после окончания процедуры сканирования.

Мне довелось увидеть и случай паранойи – у очаровательной молодой женщины по имени Карен. Ее приятель Тим бросил Карен за три месяца до начала нашего эксперимента. Они встречались почти два года и намеревались пожениться. Выбрали кольца – и для обручения, и для венчания. Поэтому, когда Тим бросил ее ради другой девушки, своей коллеги, Карен была ошеломлена. «За две недели я потеряла семь килограммов», – плакала она. К моменту нашей встречи у нее все еще продолжались проблемы со сном. «Я все время о нем думаю, – говорила мне Карен. – Все вокруг наводит на меня тоску. Меня совершенно не волнует, как я выгляжу, с кем провожу время. Меня вообще ничто не волнует. Это ужасно, мне так больно!» Она собрала все фотографии Тима в коробку и убрала их в шкаф, а также подумывала о том, чтобы начать пить антидепрессанты.

День с Карен оказался совершенно сумасшедшим. Когда перед началом эксперимента мы встретились на Центральном вокзале, она выглядела очень удрученной. Потом, когда мы ехали на поезде в Стоуни Брук, все два часа дороги она была оживленной и чрезвычайно милой. Однако, едва мы вошли в лабораторию, ее разговорчивость вновь сменилась унынием. По пути на обед она, казалось, была готова расплакаться. Она не съела ни кусочка пиццы, не выпила ни глотка колы. А когда мы шли на сканирование, она плелась позади всех, едва волоча ноги. Позже она призналась, что в тот момент происходящее начинало тяжело довлеть над ней. Она чувствовала, что ей не стоило соглашаться, что она ненавидит Тима и что не хочет вновь думать о нем: «Это была моя большая ошибка».

Тем не менее Карен не сказала мне ни слова обо всем этом до начала сканирования. Процедура прошла без проблем. Однако, когда Карен появилась из сканера, она была крайне возбуждена. Тут-то все и началось: она набросилась на рентгенолога, обвиняя его в том, что это он сделал так, чтобы аппарат издавал звук, напоминающий имя Тима: «Тим, Тим, Тим, Тим, Тим». Она заявила, что, глядя на фото бывшего жениха, она постоянно слышала, как кто-то произносит его имя. Я вновь и вновь повторяла, что мы не собирались обманывать ее, что, даже если бы мы этого хотели, мы все равно вряд ли стали бы вмешиваться в работу сложной машины, стоившей миллионы долларов, и что мы не думали мучить ее, заставляя сканер произносить имя Тима.

Она не верила мне до тех пор, пока мы вновь не сели в поезд через пару часов, выпив предварительно несколько кружек пива. В конце концов, когда мне показалось, что я все же сумела вернуть ее доверие, я осторожно поинтересовалась, не было ли в ее семье случаев паранойи. «Да, был, – ответила Карен. – У мамы». Я не стала развивать эту тему.

Я опрашивала каждого испытуемого, как только он появлялся из сканера. Меня интересовало, что чувствовали участники эксперимента, глядя на фото бывших возлюбленных, о чем думали, разглядывая нейтральное фото, и каковы были их ощущения во время задания на счет. У Карен, разглядывавшей фото Тима, меланхолия и разочарование определенно переросли в ярость. Гнев, в свою очередь, и вызвал паранойю, поскольку, как Карен призналась позднее, постоянно повторяющееся имя экс-возлюбленного она начала слышать лишь после того, как по-настоящему разозлилась.

До начала эксперимента я не особенно ожидала, что придется столкнуться с гневом и паранойей. Тем не менее я была уверена, что после томографии наши испытуемые будут чувствовать себя несчастными. И я оказалась права. Одна девушка во время эксперимента рыдала так отчаянно, что насквозь промочила подушку, которую мы подкладывали под головы участников на время процедуры. Да и остальные отверженные, насколько я могла заметить, страдали не меньше. И после каждой встречи с ними я невольно думала о бесчисленных мужчинах и женщинах, которые в разных уголках мира страдают так же сильно.

О, матушка, не в силах за станком сидеть я ткацким,

Пальцы болят, и губы пересохли,

О, если б ты знала, как мучаюсь я от боли!

Но знал ли кто еще подобную боль?[57](8)

Нетрудно ответить на отчаянный вопрос Сафо, заданный 2100 лет назад. Миллионы людей так же страдали из-за отвергнутой любви. От Северной и Южной Америки до Сибири тысячи людей оставляли лирические воспоминания о своей сердечной боли. Ацтек, живший в XVI в., написал такие печальные строки: «Теперь я понимаю, / Почему мой отец / Уходил и плакал / Под дождем». (9) «Я смотрю на свою руку, которую ты держала когда-то, и с трудом могу вытерпеть эту боль», – писал японский поэт (10). А американская поэтесса Эдна Сент-Винсент Миллей написала следующие пронзительные строки:

Шипы любви без промаха разят.

Укол – и смерть несет свои дары,

Мешая слезы с каплями дождя,

Укрыв меня под пеленой травы[58]. (11)

Антропологам также удалось собрать множество свидетельств подобных страданий. Так, одна брошенная китаянка жаловалась: «Ненавижу эту жизнь. Все, что раньше меня интересовало, как будто испарилось». (12) «Я была одна, мне было действительно плохо, я плакала. Я перестала есть, не могла спать, не могу сосредоточиться на работе», – стенала брошенная полинезийка. (13) В верховьях реки Сепик на острове Новая Гвинея мужчины, отвергнутые возлюбленными, сочиняли жалобные песни, называемые «namai», – песни о свадьбе, которая «могла бы состояться». (14) А в Индии покинутые мужчины и женщины создали собственный клуб – Общество изучения разбитых сердец. Каждый год в третий день мая они празднуют Национальный день разбитых сердец, делясь своими историями и утешая друг друга. (15)

Отверженная любовь причиняет наиболее сильную и мучительную душевную боль, какую только может вытерпеть человек. Печаль, гнев и множество других эмоций одолевают нас с такой силой, что покинутый оказывается не в состоянии есть и спать. Острота и конкретные формы этой тяжелой болезни могут быть не менее разнообразны, нежели человеческие характеры. Между тем психиатры и нейробиологи полагают, что отверженная любовь всегда проходит две общие для всех стадии: протеста и покорности / безысходности. (16)