Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как это возможно?! — вскричал отец Мартин, наклоняясь над столом, словно пытаясь дотянуться до меня через преграду.
— Вам виднее! — смело парировал адвокат, — Это вы его соборовали, отец Мартин!
— Я?!!
— Вы!!!
— Тихо! — рявкнул судья, резко стукнув по столу деревянным молоточком, — Я вижу, что дело выходит запутанным… А значит, будем разбирать всё по порядку. Как он появился в Мариенбурге?
— Его привёз с собой смиренный брат Гюнтер фон Рамсдорф! — тут же сообщил адвокат, — Которому, между прочим, обвиняемый жизнь спас!
— Надо ещё посмотреть, спас ли он ему душу? — негромко проворчал судья, — Ну, что ж. Для дачи показаний вызывается свидетель Гюнтер фон Рамсдорф! Подойдите сюда, свидетель! Положите правую ладонь на Библию…
— У меня нет правой ладони, — мрачно сообщил гигант Гюнтер.
— Суд совещается! — объявил судья и яростно зашептался с секретарём и окружающими его монахами.
* * *
Мне было чуть не до слёз жаль брата Гюнтера. Он же за правое дело руку потерял! За дело защиты интересов Ордена. А теперь стоит, словно ему по щекам прилюдно нахлестали. А судья всё шепчется с секретарём и шепчется. Чего там шептаться? Всё уже давно в умных книгах написано. Если нет правой ладони, позволяется принести присягу, положив на Библию левую ладонь. При необходимости, можно взять дополнительное ручательство от уважаемого человека, также приведя его к присяге. Читайте свод правил, господа! Как я когда-то, лет пять назад. Если у вас есть для этого время…
Вообще говоря, я не отрываясь смотрела за процессом. Необычайно увлекательно! Слышала о процессах я много, а вот лично увидеть довелось впервые. И всё такое интересное. Наверное поэтому я не обратила внимания, что матушка Терезия сидит чуть позади меня рядом с доктором фон Штюке. Не обратила внимания, а зря! Такие вещи умной девушке нужно замечать.
Тем временем судья выслушал советы секретаря, поморщился и объявил, что позволяет брату Гюнтеру принести присягу, держа на Библии левую ладонь. Ну, я же сразу говорила, что так можно!
Брат Гюнтер произнёс клятву, а потом в кратких выражениях рассказал всё то, что он уже рассказывал. Как он, вместе с другими, врубился во вражеские ряды. Как преломил копьё, сражаясь с литовским рыцарем. Как оглянулся назад, чтобы взять другое копьё, но не увидел своих оруженосцев, по всей видимости, отставших в пылу боя. Как взял в руки секиру и ринулся в гущу врагов. Как ехал в сторону польского войска для продолжения битвы, после того, как литвины были отброшены, рассеяны и в панике бежали прочь. Как был ранен арбалетным болтом. Как выехал на него чужой рыцарь и брат Гюнтер еле успел вознести молитву, вручая свою душу господу Богу и пресвятой деве Марии. И как тут же, из ниоткуда, появился юноша, который свалил чужого рыцаря с коня и тем спас его, брата Гюнтера, от неминуемой смерти. Спас, ценой собственной жизни. Ну, почти…
Я видела, что рассказ имел успех у слушателей. Многие шмыгали носами. Даже закалённые рыцари. Не понравился рассказ только судье.
— Кто-нибудь может подтвердить ваш рассказ? — холодным, мерзким голосом уточнил он, — Конкретно, про появление этого… Андреаса?
Брат Гюнтер и до этого стоял прямо, развернув плечи, вздёрнув голову и выпятив подбородок, а после вопроса судьи вообще вытянулся и закостенел. Я видела, с каким трудом ему удалось обуздать свои эмоции. Но внешне он остался невозмутим. И заявил, что слова рыцаря-крестоносца не нуждаются в чьём либо подтверждении. А если кто-то позволит себе усомниться хоть в одном слове, то брат Гюнтер вызывает его на суд Божий! Немедленно! На утоптанной земле, хоть пеший, хоть конный, любым оружием. И пусть Господь всемогущий рассудит, покривил ли брат Гюнтер против истины.
Сильно сказал. И такой волной неудержимой мощи повеяло от брата Гюнтера, что даже я невольно поёжилась. И видела, как зябко передёрнули плечами окружающие.
— А вызвать на поединок я могу любого, — сурово добавил брат Гюнтер, — Исключая лиц королевской крови. И никто не смеет отказать в вызове, не запятнав свою честь. Ибо знатность и доблесть рода позволяет…
Генрих фон Плауэн глубоко задумался.
* * *
— Всё пошло не так! — раздражённо раздумывал фон Плауэн, — Кто бы знал, что простое с виду дело так обернётся?! Адвокат этот явился из самого Карлова университета. Наслышан о нём Генрих фон Плауэн, наслышан. Весьма опытен, ловок, начитан, эрудирован, весьма. Опасный соперник. А ещё этот Гюнтер… который сам не подозревает, что уменьшил собственный пансион почти на четверть… Ну что ему стоило сказать, что появился неизвестно откуда незнакомый человек? И можно уже спорить, откуда появился, да кто его послал. Так нет же! И появился в сиянии, и сразу после горячей молитвы, за секунду до смерти… Тьфу! А ещё это соборование, которое, как известно, даже без исповеди, все грехи с человека снимает. Кто посмел соборовать еретика?! Брат Мартин?..
* * *
— Брат Мартин! — елейным голосом обратился судья к обвинителю, — Объясните суду, почему был соборован Андреас из Афин, хотя он не христианин?..
Обвинитель мгновенно вспотел и лицо его побледнело.
— Был призван на таинство елеосвящения доктором фон Штюке… — запинаясь, начал он, — И сперва соборовал раненых. Они у доктора в одной комнате были. И всё прошло как предписано. А в другой комнате лежали умершие и умирающие. Вот… И среди них лежал обвиняемый… без сознания. Но, живой. Вот… А перед Грюнвальдом к нам в замок иностранных рыцарей великое множество понаехало, да и после сражения тоже. Всех и не упомнишь. Вот… Спросить нельзя — не ответит, ибо без сознания, но и без соборования дать умереть христианской душе тоже нельзя! Не по божески это! Я проверил, что у него есть нательный крестик и того… совершил таинство…
— У него на шее оказался крестик? — неприятно удивился Генрих фон Плауэн, — Очень интересно! Кто же повесил ему на шею символ наших святынь?.. Что скажет Иоганн фон Штюке? Секретарь! Привести доктора фон Штюке к присяге!
* * *
Только сейчас до меня дошло, какую глупость я натворила, повесив на шею незнакомца крестик. Какая череда странных и, не побоюсь этого слова, страшных событий воспоследствовала. А разве соборование еретика это не страшное событие? О, Господи!
— Господом всемогущим клянусь, — твёрдо заявил между тем присягнувший фон Штюке, — Что не вешал я