– Будет сделано, миледи. Главное – не беспокойтесь, с мальчиком все в порядке.

«Ох, хорошо бы», – подумала Олимпия, поднимаясь в карету с помощью Брента. Ей было о чем беспокоиться. Кто, к примеру, попытался выкрасть ее сына? Все годы, что они прожили в Миртлдаунсе – отчем доме барона, – никто не потревожил их, даже родня Мейнарда, которая сначала сильно возмущалась потерей титула и земель. Вряд ли они приняли участие в похищении. К тому же они никогда не имели дел с политикой. Так что оставался один-единственный вариант.

Леди Маллам – вот кто организовал похищение ее сына. Либо графиня собиралась поступить с Илаем так же, как и со многими другими похищенными, либо хотела использовать его для того, чтобы она, Олимпия, беспрекословно выполнила все, что от нее потребуют. Если бы это не было так страшно, Олимпия лишь посмеялась бы. Ведь эта женщина понятия не имела, кого вознамерилась умыкнуть, и обрушила бы на себя все кары преисподней, если бы сделала это.

Тяжело вздохнув, Олимпия изложила Бренту все, что рассказал Хью. Выслушав, граф нахмурился, и лицо его словно окаменело. Видно, он пришел к тому же выводу, что и она. Олимпия передвинулась и села рядом с ним. После минутной напряженной тишины он обнял ее за плечи и привлек к себе. Возможно, до него дошла вся правда о том, что собой представляла его мать, но даже если и так – ему все равно было тяжело услышать об очередном греховном поступке, который она совершила.

«Вернее – попыталась совершить», – подумала Олимпия и неожиданно улыбнулась. Летиция по незнанию сунулась в настоящее осиное гнездо. Теперь все Уорлоки придут в движение, и то, о чем эта дама до сего дня не подозревала, они откроют ей.

– Мне очень жаль, – поцеловав ее в макушку, сказал Брент.

– Тебе не за что извиняться. Поверь мне, в нашей семье полно дурных матерей… впрочем, отцов – тоже. Как и разных других сомнительных личностей. А если Уорлок плохой человек, то это конец света. Наши матери бросают своих мужей и детей. Мужья же уходят от жен, но не так часто. Впрочем, такие, как Стоун, попадаются редко.

– Пожалуй. Генри в этом смысле счастливый ребенок. Стоун не только любит своего сына, но и не стесняется показать это. Он хороший человек, основательный, не стыдится работы и малопьющий. Полагаю, он был предан своей сумасшедшей жене.

– Да, разумеется. Между прочим, большинство мужчин в моей семье, когда женятся, настаивают на соблюдении брачных клятв. Я думаю, именно в этом причина того, что жены часто бросают их. Поэтому, кстати, многие мужчины в нашей семье долго тянут с женитьбой.

– Кто осудит их за это?

– Мы даже ввели несколько специальных правил для тех, кто вступает в семейную жизнь. Тот, кто хочет соединиться узами брака с человеком, у которого отсутствует дар, должен заявить об этом задолго до свадьбы. Проблема, однако, в том, что иногда даже намерение жениться может быть извлечено из сознания человека. Не полностью, конечно. Правда, я не очень хорошо это все понимаю… либо потому, что моих познаний не хватает, либо потому, что обладающие даром не могут четко объяснить такую ситуацию. Но мы все пришли к единому мнению: пусть сердца разбиваются еще до свадьбы и появления детей.

– Тогда это скорее тяжкая ноша, чем дар.

– Да, верно. Хотя проявление странностей в ком-либо или в чем-либо воспринимается проще с каждым последующим поколением – ведь мы все дальше удаляемся от времен охоты на ведьм и страха перед Сатаной. Хотя я, например, с легкостью могу убедить твою мать, что она приходится дьяволу дочерью.

– Я начинаю думать, что у нее душевная болезнь. Возможно – умственная.

– Но совсем не обычная. Она ни разу не дала людям повода подумать, что как-то странно себя ведет. Мне все еще кажется, что ей от рождения чего-то не хватает.

– Совести, например. Ты уверена, что мальчик не пострадал при нападении?

– Хью не промолчал бы об этом. Меня беспокоит другое: как именно Илаю удалось освободиться, уже будучи схваченным? Ясно, что он воспользовался своим даром и сейчас в библиотеке, наверное, царит разгром. Слугам даже удалось захватить одного из нападавших, так что мы получим ответы на кое-какие вопросы и у нас появится свидетель против графини.

– Да, было бы хорошо. Но я бы посоветовал особо на это не надеяться, – пробормотал Брент.

Положив голову ему на плечо, Олимпия попыталась отогнать страх, волнами накатывавший на нее. Следовало придумать что-то такое, что обеспечило бы Илаю безопасность, пока Летиция Маллам будет представлять угрозу. Потому что она, Олимпия, не сможет действовать, если страх за ребенка будет постоянно отвлекать ее.

Мать Брента родила шестерых, но так и не приобрела материнского инстинкта. Эта женщина обращалась с детьми (даже со своими собственными) так, словно они были товаром. Происходившая из семьи с долгой историей, в течение которой случалось, что родители бросали друг друга и запугивали своих чад, сама Олимпия безоглядно любила детей и не понимала таких женщин. Она не могла понять леди Маллам. По ее мнению, эту женщину просто нельзя считать матерью.

– Она боится тебя, – сказал Брент, когда Олимпия откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. – В этом все дело.

– Ты думаешь, она верит во все то, что говорят про Уорлоков и их кузенов Вонов? – не на шутку испугалась Олимпия, решив, что леди Маллам захотела выкрасть ее сына из-за дара, которым тот обладал.

– Не хотелось бы так думать. У нее вообще отсутствует воображение. Да и с какой стати она поверит в то, к чему люди, даже обладающие воображением, относятся с недоверием и страхом?

– Да, пожалуй… Что ж, это успокаивает. Если когда-нибудь она обнаружит, что все, что рассказывают про нас, – правда, – Олимпия вздрогнула, страх ледяной иглой пронзил ее сердце, – тогда все дети из нашей семьи будут в опасности. Твоя мамаша знает, как подобраться к человеку или нанять тех, кто умеет это делать.

– Но тот, кого поймали в твоей библиотеке, не выказал особой сноровки.

Олимпия усмехнулась:

– Что верно, то верно.

– Я думаю, нам нужно поспать. Дорога до твоего дома много времени не займет, но все равно нам надо немного отдохнуть, чтобы с ясной головой начать разбираться с проблемами в Миртлдаунсе.

– Согласна, – сказала Олимпия и снова закрыла глаза, хотя и сомневалась, что сумеет заснуть. Теперь, после сообщения о том, что сына пытались похитить, она понимала: впереди ее ждало много бессонных ночей. Илаю никогда и ничто раньше не угрожало, и она еще не сталкивалась с такой ситуацией, поэтому ей было трудно сообразить, что следовало сделать, чтобы подобное не повторилось.

Илай рос весьма независимым ребенком, и Олимпия, поразмышляв, пришла к выводу, что это ее радовало. Но так как дар спас его, она решила, что не станет ругать сына за то, что тот воспользовался им в присутствии посторонних. И еще Олимпия решила, что тетка слишком уж баловала мальчика.

Ох, ей так хотелось обнять его сейчас! Хотелось прижать к себе, услышать, как бьется его сердце, увидеть, как он дышит! Мысль, что кто-то мог забрать у нее ребенка, причинить ему боль, пугала ее до ужаса. Сын был главным ее сокровищем. Она почему-то считала, что у нее больше не будет детей. И сейчас, сидя рядом с любимым мужчиной, тихо посапывавшим во сне, Олимпия еще больше уверилась в том, что ее будущее – это будущее бесплодной пустоши.