форме цензуры. В 2009 году роман был переиздан издательством "Писатели" - престижной организацией, основанной в 1953 году, в которой работают некоторые из самых известных официальных авторов Китая. Это казалось оправданием социальной критики Цзя - наконец-то книга вернулась в печать. Но за это пришлось заплатить. Вместо врезок, которые явно указывают на цензуру, в новой версии используются многоточия, которые в китайском языке не подразумевают цензуру. За ними следуют слова "и здесь автор сделал вычеркивания" без указания количества вычеркнутых слов.

Как утверждает ученый Томас Чен, пустые поля были способом для публики оценить акт цензуры. Графы явно означали цензуру, и Цзя сообщал, сколько слов было вырезано. В новой версии все осталось неясным: что-то было вырезано, но что и почему - теперь неясно: пропуски могут быть просто художественной двусмысленностью. Работа цензора теперь почти невидима.

В то время как большая часть Китая находится во власти вечных репрессий Си Цзиньпина, Сиань все еще кажется более оживленным, чем столица страны. В отличие от Пекина, где уютные кварталы переулков сменились фашистскими гаргантюа, стены и храмы Сианя по-прежнему образуют целостное городское пространство. Здесь одна из самых высоких концентраций университетов и институтов в Китае, но его удаленность от столицы и традиции, казалось, дают ему небольшую свободу действий.

Когда я бродил по квартире Чжана, рассматривая постеры с его фильмами, старые велосипеды и снаряжение, я спросил Чжана, имеет ли смысл это объяснение. Он взял мои очки и снова сунул их в свой ультразвуковой прибор, надеясь, что я наконец-то увижу все ясно.

"Нет!" - сказал он с глубоким смехом. "Причина, по которой мы можем делать здесь что угодно, в том, что это глупый город. Чиновники не понимают, что пытается сделать [центральное] правительство. И полиция глупа. Если бы здешние полицейские тренировались в Пекине, они бы вернулись гораздо более свирепыми!"

Цзян и Чжан спорили часами, обмениваясь историями об эпохе Мао - он как очевидец, а она как одна из ее детей. Я спросил Чжана, делает ли его работа диссидентом. Это слово не имеет простого перевода на китайский. Одно из громоздких приближений - chi butong zhengjian zhe, или "тот, кто придерживается иной политической точки зрения". Более компактный перевод - yiji, где иероглиф yi означает "другой, странный или необычный", а ji - "сам". Значение может быть не только "диссидент", но и "чужак" или "аутсайдер" - тот, кто не принадлежит. Это имеет смысл, когда таких людей, как Чжан, сравнивают с мейнстримом, но это слово ему не нравится.

Вместо этого он видит себя человеком, вдохновленным другим иероглифом, который также произносится как "и", что означает "праведность". Эта концепция двигала людьми в китайском языке на протяжении тысячелетий, включая героев, разбойников и генералов, которые в различных обстоятельствах могут сражаться за правое дело, даже если они также являются несовершенными людьми. Такие люди часто оказывались на задворках китайской географии, что сделало термин "цзяньху" - буквально "реки и озера" - синонимом места, где властвовали праведные разбойники. На протяжении всей нашей беседы Чжан снова и снова возвращался к иероглифу "и", или "праведность", который, как и во многих других культурах, на протяжении веков был одной из самых сильных идей Китая.

"Политика? Не поднимайте эту тему. Но праведность...", - сказал он и замялся, пытаясь определить, что это значит, а затем привел пример: "Потому что я из тех людей, которые очень злятся, когда видят что-то не так. Я должен высказаться".

Один из главных проектов Чжана - помощь местному академику Чену Хунго в создании видеороликов. Чэнь был известным ученым-юристом и публичным интеллектуалом, прежде чем решил бросить преподавание и начать самостоятельную интеллектуальную деятельность. Он основал библиотеку и салон, где проводил публичные дискуссии с известными писателями, учеными и художниками.

В течение шести замечательных лет до 2021 года Чэнь, Чжан и Цзян Сюэ показывали, какую общественную работу могут проделать интеллектуалы в Китае, если им дать хоть немного пространства. С самого начала они понимали, что время их работы ушло. Поэтому Чжан фиксировал каждую их встречу на видео, которое теперь размещено в Интернете, - архив того, как может выглядеть китайское гражданское общество, - послание в будущее о более обнадеживающих временах недавнего прошлого. В 2018 году я посетил это место и провел неделю в кругу социально активных людей.

Ночью прожектор перед Великим храмом поощрения доброты в Сиане освещает четыре огромных иероглифа: mi zang zong feng, или "Эзотерическое хранилище традиций веры". В период своего расцвета двенадцать веков назад, во времена династии Тан, храм был центром распространения иноземных идей. Здесь жили буддийские миссионеры из Индии, которые переводили тексты с санскрита на китайский и советовали императорам новые идеи их веры о жизни и обществе.

Сегодня храм работает в режиме туристического объекта. Днем посетители щелкают селфи и оживленно молятся об удаче, а вечером в храме темно, за исключением точечно освещенных персонажей. Несколько лет в конце 2010-х годов ярко горело здание через дорогу. Оно было невзрачным, но с необычной вывеской: "Я знаю, что ничего не знаю".

По-китайски этот сократовский парадокс звучит как zhi wu zhi, что является официальным названием самого оживленного общественного форума в Китае в 2010-х годах. Пространство искусства и культуры, "Живучжи" предлагало ежедневные лекции, дюжину кружков чтения, прямые трансляции своих мероприятий (которые до сих пор размещаются в Интернете благодаря Чжану на иностранных сайтах, таких как YouTube). Простые и понятные помещения привлекали людей силой идей.

Однажды дождливым субботним вечером 2018 года я заглянул туда и увидел, как тридцать человек внимательно слушают бывшего университетского профессора, рассказывающего о шекспировском "Короле Лире".

"У короля Лира было три дочери, - сказал Чэнь Хунго. "Две из них говорили ему то, что он хотел услышать. Они не были честны. Он не стал слушать вторую".

Дождь стучал по окнам, машины с визгом проносились по залитым водой улицам. В небольшом помещении, заставленном креслами, диванами и табуретками, стало появляться все больше людей.

Вскоре все места были заняты, и все внимание сосредоточилось на Чене, суетливом 45-летнем человеке с постоянной озорной улыбкой и страстным, слегка хрипловатым голосом, который вбивал в него свои доводы. Он ссутулился в своем кресле на подиуме, дирижируя толпой правой рукой, а левой держал пульт, который запускал слайд-шоу с кадрами из фильмов, шекспировскими цитатами и буллитами.

"Проблема с королем Лиром? Он не послушал свою честную дочь. Да ему и не нужно было. Абсолютная власть: это политическая проблема, с которой столкнулся Лир, но