Подружками, тем более лучшими, они никогда не были. Инна ощутила у себя на ляжке руку одного из молодых людей, то ли Саши номер один, то ли Саши номер два. Вывернувшись, девушка громко объявила:

— Я никуда не поеду!

Раздалось всеобщее шиканье, а сокурсница затараторила:

— Ну нет, Инночка, так не пойдет! Мы не можем оставить тебя тут одну-одинешеньку. И вообще, что это за ящики у тебя в коридоре стоят? Что там такое? Ты что, спекуляцией начала промышлять? А что, задумка неплохая, я же говорила, что моя тетя Лида…

Инна, ударив, причем весьма чувствительно, одного из типов, который попытался ее прижать к себе и поцеловать (то ли Саша номер один, то ли Саша номер два, а то даже и три), по лицу, крикнула:

— У меня есть молодой человек! И он скоро вернется! Так что вам сейчас лучше уйти!

Сокурсница радостно загалдела:

— Инночка, у тебя появился молодой человек? Ты должна нас с ним познакомить, непременно должна! А он хорошенький? Как же я за тебя рада! Потому что я все время говорила, что такая, как ты, долго без мужского внимания не останется, а еще я считаю, что…

Один из молодых людей (кажется, Максик) ввалился из коридора в комнату, держа в руках по гранате, точнее, елочной игрушке. Инна поняла: все-таки без спросу вскрыли ящики и добрались до их содержимого!

— Вау, это что, настоящие? Инночка, ты что, записалась в мафиози? Оружием решила торговать?

А один из молодых людей со смехом пояснил:

— Да нет же, это никакие не ручные гранаты, а всего лишь елочные украшения в виде оных! Вот ведь круто! Нигде такого не видел!

И, прицепив по гранате-игрушке к ушам, стал щеголять по комнате, изображая из себя цыганскую диву.

— Какое чудо! — произнесла одна из девиц, хлопая в ладоши. — Это же то, что мне надо!

Инна воззрилась на нее, а девица (то ли Оля номер один, то ли Оля номер два, хотя, впрочем, быть может, и Мариночка, но точно не Вика) пояснила свой восторг:

— Ах, мой папа — такой выдумщик! И как генерал в отставке обожает все подобные штучки. И у него первого января день рождения, к тому же круглая дата, и мы все думали, что бы такое сделать, чтобы его удивить и порадовать. Я мечтала большую елку обвешать елочными украшениями в виде различных видов оружия, но мы только парочку каких-то детских самолетиков нашли, жалкую ракету и космолет. А игрушки в виде ручных гранат — это так оригинально! Ты мне продашь эти две?

Инна, в голове которой вдруг щелкнуло, произнесла:

— Ты получишь их от меня в подарок!

Девица, завизжав от радости, бросилась ей на шею, а Инна продолжила:

— А сколько тебе игрушек вообще требуется?

— Чем больше, тем лучше, у нас елка пятиметровая. Но столько у тебя, конечно же, нет…

Инна усмехнулась, а потом поманила за собой девицу в коридор и указала на стоявшие друг на друге ящики.

— Ну, это как сказать… Здесь около трех сотен, да еще самовывозом со склада пять или шесть сотен.

Все игрушки были куплены оптом: за три с половиной тысячи рублей. Любящая дочка, явно купавшаяся в деньгах и не знавшая никаких материальных проблем, без колебания согласилась на названную Инной цену, и она даже пожалела, что не заломила пять.

А, кто знает, может покупательница и на все десять согласилась бы? Хотя это вряд ли…

Все было обтяпано в течение последующих двух часов: девица, у которой на руках не было таких денег, съездила домой и вернулась с тремя молодыми солдатиками, которые живо вынесли ящики из комнаты Инны. Инна сопроводила их до места хранения прочих ящиков с игрушками — до склада, где находились вывезенные из полуразрушенной церкви игрушки, было рукой подать.

Было чуть за полночь, когда Инна вернулась к себе в комнату, дрожа от усталости и счастья и держа в руках три с половиной тысячи советских рублей.

Именно эту сумму обещал ей Геннадий за участие в афере. И она получила деньги, продав восторженной клиентке злосчастные игрушки, от которых генеральская дочка была в диком восторге.

И которые никому, кроме нее, не были нужны. Что означало: на любой товар, если хорошенько поискать, можно найти покупателя.

Или покупательницу.

Пересчитав деньги несколько раз, Инна спрятала их под матрас и отправилась принимать душ. Она сушила феном волосы около запотевшего зеркала, когда в дверь громко постучали.

Раскрыв ее, Инна увидела незнакомого усатого типа, который поддерживал под руки Геннадия.

— Он ранен? — спросила в ужасе Инна, а усач, сдавая ей молодого человека на руки, буркнул:

— Да напился он просто в стельку! Принимайте под расписку!

Инна поняла, что Геннадий мертвецки пьян. От него ужасно разило алкоголем — и при нем не было ни копейки, хотя уезжал он на «мужской разговор» с целой тысячей.

Еле дотащив молодого человека до кровати, Инна попыталась стянуть с него пальто, однако это у нее не вышло.

Бросив эту затею, Инна надавала Геннадию пощечин, что лишь на несколько мгновений привело его в сознание. Он, уставившись на нее мутным взглядом, произнес:

— Ах, это ты? Извини, но ничего не вышло… А где это я?

И снова отключился.

Инна, все же кое-как стащив с него туфли, брюки и пальто, запыхалась и опустилась на соседнюю пустую кровать, благо что ее соседка уже несколько недель жила у своего жениха.

Чувствуя, что разбита, Инна повернулась на бок и тихо заплакала. Пока она тут зарабатывала деньги для этого… этого идиота, с чем неплохо, с учетом исходной ситуации, справилась, он, этот идиот, просадил — или позволил выманить или украсть у себя целую тысячу!

Но только отчего она плачет? Он что, муж ей или брат или хотя бы сват? Да никто! Так, человек с улицы в буквальном смысле!

И именно туда, на улицу, его и надо обратно выставить — там ему самое место! Инна даже попыталась это сделать, однако поняла, что с коренастым Геннадием ей не справиться. Она только порвала на нем майку, отметив, что он спортивного телосложения. Ну да, он ведь, кажется, раньше занимался борьбой или чем-то в этом роде… А затем ее взгляд случайно скользнул и замер на длинных семейных черных трусах.

И о чем она только думает!

Снова вернувшись в кровать соседки, Инна с головой накрылась одеялом и попыталась заснуть — утро вечера мудренее, тем более что уже было скорее утро, чем вечер. Нет, как только рассветет, она выставит этого Геннадия Фарафонова на улицу. Отдаст ему деньги — и выставит.

Или даже не отдаст: он-то не знает, что в буквальном смысле развалился на наличности. Инна стала размышлять над тем, отдавать деньги или нет. Товар, конечно, его, но ведь реализовала его именно она! Так что ей причитается, по крайней мере, половина! То есть тысяча семьсот пятьдесят. Столько отец получает за год. А она всего лишь за два часа заработала! Да, так и есть, отдаст половину, а с учетом того, что товар у нее хранился, возьмет себе две тысячи, а ему вернет полторы.