на клаксон — пугала, одним словом. «Лягушонка в коробчонке», — подумала про нее Наташа.

Водитель джипа обратил внимание на малолитражку Веселовской, ровно как на ту «тлю» из монолога Альбертовой. Наташе оставалось проехать еще пару километров, чтобы выскочить на оживленную магистраль. Кречетова то сбавляла скорость, то резко ее набирала. Но маневрировать на скользкой дороге было опасно, сама Наташа водителем была не особенно хорошим, к тому же эти ее манипуляции ничего не дали: огромный «Фольксваген-Амарок» без труда разгадал ее следующее движение, и через секунду сильнейший удар скинул ее с трассы. Машину подкинуло, она пролетела пару метров и плюхнулась днищем на сугробный наст. Наташу бросило грудью на руль, но удар получился несильный, даже подушки безопасности не выстрелили. Видно, Наталья ехала медленнее, чем летел ее ангел.

А вот через несколько десятков метров дорога шла под уклон, вдоль нее был очень глубокий кювет, и если бы ее «Ниссан» ехал на пару-тройку километров быстрее, кувыркаться бы ему там, к гадалке не ходи.

Через минуту, разбивая ногами тонкую снежную скорлупу, к «Ниссану» подбежала Анна, резко дернула на себя дверь, и Наташа вывалилась прямо в ледяное крошево.

— О господи! Жива, жива! — запричитала подруга и бросилась туда же, в слякотную шугу.

— Да пусти же ты, — попыталась оттолкнуть ее от себя Наташа.

Но не тут-то было, Аня цеплялась за нее, проверяла, целы ли руки-ноги, ощупывала плечи. Наконец Кречетовой удалось подняться, колено болело немилосердно, она оперлась о плечо Веселовской, и подруги выбрались на дорогу.

Джип стоял на обочине. Увидев, что жертва аварии жива и, по всей вероятности, здорова, он включил заднюю скорость и понесся прямо на подруг.

— Давай назад, — крикнула Веселовская и с силой сдернула Наташу с дороги. Они рухнули в снежное месиво, ледяные осколки ринулись в рукава, за шиворот, в сапоги.

«Как все бесславно закончилось, — подумалось Наташе. — Доигралась! Только Аньку зря подставила».

Но вдруг тяжелый «Амарок» на секунду остановился и резко рванул вперед. Сразу же около Аниного «Пежо» остановилась машина ДПС. Две дверцы открылись одновременно, и из автомобиля выбралась пара молодых полицейских в теплых зимних комбинезонах и ярких жилетах поверх них.

Подруги, помогая одна другой подняться, упирались ладонями в белую кожуру снега, проваливались в его мякоть, обжигая кожу холодом. А потом, прихрамывая, поддерживая друг друга саднящими руками, выбрались на дорогу.

— Сержант Топорков, — козырнул один из полицейских.

Второй представиться не успел: Кречетова бросилась ему на грудь, сотрясаясь в рыданиях. На все вопросы представителя правоохранительных органов она отрицательно трясла головой и еще сильнее вжималась лбом ему в жилетку.

Зато Анна была на высоте. Она подробно рассказала, что случилось, и безошибочно назвала госномер машины, беспредельничающей на дороге. Позвонила Сергею и очень складно наврала о том, что его супругу подрезал автомобиль. Пока сержант что-то писал, связывался с кем-то по рации, подруги сидели в «Пежо» и тряслись от холода. Наконец протокол был составлен и подписан. Появился Сергей, он подбежал к малолитражке, убедился, что все живы, сошел с дороги, осмотрел крепко сидящий брюхом на оседающем сугробе «Ниссан».

— Я видела, как ты на таран летела, — сказала Наташа Ане. — Такой клопик против бронтозавра. А что ты собиралась с ним сделать? В попу укусить?

Они смеялись, икали, у них болели внутренности, прерывалось дыхание… Пока понемногу, по чуть-чуть истерика не стала их отпускать и они не стали сдуваться, словно пробитая покрышка, теряющая давление. Они еще пару раз всхлипнули и обессиленно замолчали.

— Ну все, «вези меня, извозчик, по гулкой мостовой», — сказала Наташа, — давай-ка в «Поэтику». Приведу себя в порядок, кстати, второй раз за два дня: вчера мокрая пришла, сегодня вообще в непотребном виде заявлюсь. Как я понимаю, костюм и дубленка безвозвратно испорчены.

— Брось ты, завтра отнесу в химчистку, и все будет как новое. А что ты в салоне наденешь?

— У меня там брюки есть и блузка со вчерашнего дня. Приму душ, переоденусь и поеду в полицию сдаваться. Отдам следователю бумаги, скажу, что их подбросили, расскажу о встречах, разговорах, и пускай дальше этим занимаются профессионалы.

— Ну вот и умница. А я заеду домой, переоденусь, брошу в стирку спортивный костюм, возьму новый, полью, наконец, цветочки, созвонимся и вместе пойдем к Алексееву. А потом поедем на дачу, с Найдой погуляем, комедию какую-нибудь поставим. Хватит, навоевались. До воскресенья я живу у вас, а потом все, в родные пенаты. Мне, кстати, Виктор звонил.

Наташа оживилась. Ей так хотелось, чтобы Аня была счастлива.

— Сказал, что сделал для Елены все, что мог: нанял ей Африкантова, тот роет землю, ищет смягчающие обстоятельства. И будь уверена — найдет. Поражаюсь я этим адвокатам, как им это удается?! Ленка и пугала меня ночными звонками, и убить пыталась! Да и моральный урон — вспомни только эти объявления в газете! А защитник расскажет суду про тяжелое детство его подзащитной, какие-нибудь комплексы, предъявит характеристику с места работы, какая она вся такая-растакая: детей любит, животных не обижает, старшим не грубит…

Подруги подъехали к салону, Кречетова махнула Ане рукой и, сильно хромая на ушибленную ногу, пошла в «Поэтику». Татьяна, увидев ее в таком расхристанном виде, от потрясения сначала рухнула на сиденье, потом резко вскочила и ринулась к хозяйке.

— Что случилось? — засуетилась она.

Наташа качнула головой, с благодарностью оперлась о предложенное ей плечо и поковыляла к себе в кабинет.

— Да что случилось, Наталья? Вы упали? Ушиблись? Может, врача? — причитала Корнеева.

— Ой, ради бога, не галди. У меня и так голова раскалывается. Лучше скажи, душ свободен?

— Да, свободен. Сегодня вообще с клиентами негусто. Кстати, в «Ласку» взяли нового косметолога.

— Как взяли? Как косметолога? — удивилась Кречетова. — Хозяйку ведь убили, я думала, они вообще закрылись. Кто там за директора-то работает? — она стянула с себя испорченную одежду и накинула косметологический халат.

— Что, думали, на одного конкурента меньше? — хихикнула Корнеева. — А они такую девочку себе взяли, со всеми сертификатами CIDESCO.

Наталья медленно развернулась в сторону администратора и уставилась на нее немигающим взглядом. Впервые она подумала о том, что совершенно не знает своих работниц: насколько они лояльны к компании, не работают ли параллельно в других салонах, не подрабатывают ли дома. Хотя она была и не против домашних подработок, понимала, что запретом ничего не добьешься. И что обсуждали работницы, когда в салоне не было Наташи? И как они отнеслись к трупу в «Поэтике»: в смысле, не подозревают ли они ее, Наталью, и не ищут ли у нее за спиной другой салон красоты, чтобы перебежать работать туда?

Татьяна занервничала под взглядом Кречетовой