По разобранному мной «Биг Маку» видно, какой могла бы быть наша еда в отсутствие пчел, а пример с финиковыми пальмами показывает, сколько требуется сил и стараний, чтобы заменить этих насекомых. Средняя операция по опылению, как на «Чайна рэнч», включает более 6000 подъемов на пальмы и спусков с них. Такое же количество вложенного труда многие другие садоводы получают почти совершенно безвозмездно от пчел. Даже если им приходится брать ульи в аренду у пчеловодов для опыления своих культур, то расходы эти и рядом не стоят с теми суммами, которые люди, выращивающие финиковые пальмы, вынуждены выплачивать за работу, сделанную вручную. Пчелы же не требуют страховых выплат, положенных работникам. Вновь и вновь Брайан подчеркивал важность тщательно проводимого опыления для успеха своего бизнеса. Когда я стал расспрашивать его, насколько это повышает себестоимость продукции, он задумался. «Мне бы не хотелось производить эти расчеты, — сказал он. — Результат будет слишком удручающим». В любом случае ответ я нашел, когда у себя дома заглянул в местный продуктовый магазин: калифорнийские финики продавались там по цене $9,99 за фунт, что было вдвое дороже любых других продуктов в этом отделе. Впрочем, если бы передо мной стояла задача потратить как можно больше денег на продукты растительного происхождения, то в таком случае лучше всего мне было направиться к рядам со специями. Там я мог выложить $27,50 за пару плодов орхидеи, известных как стручки ванили. Пожалуй, это неудивительно, так как ваниль является еще одной популярной во всем мире культурой[151], полагающейся главным образом на опыление ручным способом.

По окончании нашей с Брайаном беседы я решил, что посещение «Чайна рэнч» будет неполным, если я не попробую их знаменитый финиковый коктейль в кафе при магазине сувениров. Но прежде чем насладиться им как следует, я решил побродить по окружающей пустыне и спустился к небольшому щелевому каньону неподалеку от реки Амаргоса. Дорога шла мимо покосившихся каменных стен заброшенной фермы и кучи белых отходов там, где добывался гипс. Кустарники креозота и заросли низких кактусов тянулись во всех направлениях, а окружающие холмы выглядели опаленными солнцем и грубо сложенными, словно смятые и разбросанные великанами куски породы. Все это разительно отличалось от вечнозеленых лесов, к которым я привык, но при этом здесь царила величественная, бескрайняя тишина, и я наслаждался скромной красотой этого места, в которую нельзя было не влюбиться. Поездку к Брайану я запланировал так, чтобы застать ранневесеннее цветение финиковых пальм. Оказалось, что и первые дикие цветы в пустыне тоже оживали в это время: кое-где я замечал яркие пятна желтого подсолнечника и редкие ярко-синие — фацелий. В надежде встретить пчел я отыскал подходящий участок и расположился там, чтобы понаблюдать.

Минуты проходили в тишине без какого-либо намека на опылителей, пока я не заметил порхающую западную карликовую голубянку-пигмея (Brephidium exilis), самую маленькую булавоусую бабочку Северной Америки. C размахом крыльев менее 12 мм, она казалась крошечным одиноким пятнышком, и сложно было поверить, что она способна опылять все это множество цветов. Ни одна пчела так и не появилась, чтобы помочь ей. Рассуждая логически, я убеждал себя, что, возможно, сезон еще не наступил. Местность казалась идеально подходящей, и, должно быть, повсюду вокруг меня находилось множество зимующих пчел, скрытых в своих гнездах под землей, в норах грызунов, обрывистых склонах или полых веточках и стеблях. Когда в ближайшие дни температура воздуха повысится и цветки распустятся, все эти пчелы несомненно выберутся наружу, и возрождающаяся к жизни пустыня наполнится их жужжанием. Я знал это, но все равно долго еще потом испытывал беспокойство, даже после того как, насладившись в конце концов молочным коктейлем, я попрощался с «Чайна рэнч».

В XXI в. уже не получится отсутствие пчел постоянно списывать на сезонные причуды природы. Пока я работал над этой книгой, группа из более чем 80 специалистов по пчелам со всего света опубликовала исследование, в котором была приведена первая глобальная оценка численности опылителей. Откуда бы ни поступали данные по пчелам, они свидетельствовали о том, что около 40 % видов сокращаются в численности либо находятся под угрозой исчезновения. Эти выводы вызвали настоящую сенсацию — неожиданно оказалось, что дискуссии по поводу гипотетического мира без пчел уже перестают быть просто игрой ума. В последующих главах мы от рассказов о биологии пчел и нашей с ними связи перейдем к изложению объективного взгляда относительно их будущего. Но вначале побываем в поле вместе с одним человеком, чей внушительный научный опыт мог соперничать разве что с его неистребимым оптимизмом.

Луг маняще тянулся через небольшую горную котловину, окруженную дубами, пихтами и орегонскими соснами. Я мог различить десятки разных дикорастущих растений в полном цвету: пурпурные султаны люпинов, возвышающиеся среди обилия астр, гераней, мышиного горошка и камнеломок. Я провел в дороге 18 часов ради этого момента — оказаться посреди идеального места обитания шмелей в компании одного из ведущих в мире специалистов по этим насекомым. Была, правда, одна единственная проблема.

«Не шибко повезло с погодой», — произнес Роббин Торп.

Грозовые тучи клубились и низко плыли в виде темной массы прямо над нашими головами. Когда пронизывающий ветер резко подул со склонов, я пожалел, что не догадался прихватить зимнюю куртку. Пальцы рук, сжимавшие деревянную ручку специального сачка для пчел, ощутимо закоченели.

Роббин же выглядел невозмутимым. За свою 60-летнюю карьеру он научился с максимальной эффективностью работать в любую погоду. С белоснежной, коротко подстриженной бородой, в затемненных очках и мягкой панаме, он походил на Санта-Клауса во время отпуска, если представить, что свое межсезонье старый эльф проводит в Калифорнии в многочисленных походах. «Давай поглядим, что тут у нас на цветах, — сказал Роббин, и мы направились к ним. — Присмотрись к бальзаморизу — они любят подремать на ней».