Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто это был? Орден?
— Нет, просто наёмники. А заказчики — те, кому до всего есть дело. Хотя эти «mob»[23] водится в основном за океаном.
Конструируя предложение, Дальберг умудрился настолько презрительно переплюнуть через губу английское слово, что Григорий невольно вздрогнул и удивлённо покосился на иезуита.
— Не смотри на меня так, будто тебе нравятся янки, Жорж, — поморщился хозяин замка, — после развала СССР они вообразили себя хозяевами планеты, изрядно поглупели из-за своего высокомерия и стремглав несутся к пропасти. Только что принято решение по нашим заокеанским партнёрам. Надо помочь им не свернуть с этого скорбного пути, дать такую кость, которой они гарантированно подавятся. Теперь предстоит много работы и мне лично… Заметь, Жорж, не Ордену и не Ватикану, а лично мне потребуются доверенные люди, никак не связанные с престолом и лучше всего — не граждане Евросоюза. Согласись, что у нас с тобой один враг, а такое обстоятельство сближает. В этом и заключалось моё предложение…
— Предложения я пока не услышал, — ответил Распутин, напряженно вглядываясь в лицо иезуита. — У меня ощущение, будто я — на митинге «За всё хорошее против всего плохого». Что ты хочешь, чтобы я сделал, Петер?
— Пока меня интересует просто информация из легиона. Какие приказы ты получаешь? С кем контактируешь в процессе их выполнения? С каким результатом?
Сердце Распутина ухнуло вниз. «Ну вот оно и настало», — тоскливо подумал он, представляя, как, в случае отказа, Дальберг канализирует результаты балканского расследования коллегам из Opus Dei с прогнозируемым для Григория результатом.
— Ты же имеешь свои связи с командованием легиона. Зачем тебе информация от капрала?
— О, Жорж! Ты не прав. Командование имеет информацию неполную и однобокую. Они видят карты и донесения. А мне нужны глаза и уши непосредственного участника боевых действий.
— Так нет никаких боевых действий.
— Это временно. Уже по весне вас отправят обратно на Балканы.
— Кость американцам — это Сербия?
— Да, и если они не подавятся, будет вторая и третья..
— Но это же драка дворовой компании со сборной по боксу! Погибнут тысячи мирных жителей!
— Бремя цивилизованного человека иногда требует жертв!.. Что ты на меня так смотришь?
— Однажды я уже это слышал… У меня есть время подумать?
— Да, конечно. Буду ждать твоё решение в течении года. Могу предложить встретить следующее Рождество вместе, если созреешь к серьезному диалогу. Если нет, я это пойму без лишних слов…
«У меня есть целый год, „чтобы добежать до канадской границы“», — зло подумал Распутин, коротко кивнул и, не замечая протянутой руки Дальберга, вышел из библиотеки.
Иезуит спрятал ладонь за спину и улыбнулся кончиками губ. Его лицо, подсвеченное огнем камина, стало похоже на маску сатира. Он прошептал вслед удаляющимся шагам: «Oderint dum metuant»[24]
Глава 18
12 июня 1999 года. Косово
Под берцами противно скрипело битое стекло. Оно покрывало всю проезжую часть и тротуары, будто Санта-Клаус щедрой рукой вне сезона кинул на улицы сербского села блестящие на солнце крошки льда. По давно не ремонтированному, покрытому трещинами асфальту ветер тащил пакеты, обрывки газет и прочий мусор. В воздухе летали хлопья сажи. Ощутимо, до першения в горле, пахло горелым. Словно брошенные домашние животные, то там, то тут у обочин сиротливо стояли оставленные в спешке автомобили с открытыми нараспашку дверьми, разбитыми окнами и зеркалами. Слепо и безучастно таращились с перекрестков на непрошеных гостей погасшие светофоры. Покосившийся рекламный щит у дороги и врезавшийся в него на всём скаку крошечный Фиат усеяны пробоинами от кассетного боеприпаса, запрещенного ООН для применения кем угодно, кроме НАТО, и где угодно, кроме Сербии. Возле смятого колеса автомобильчика — изящная женская босоножка, а по тротуару протянулись кровавые следы — кто-то тащил подальше от машины раненого или убитого… Растения, щедро посыпанные пеплом, пожухли на некогда изумрудных газонах, склонились к земле. Всюду попадались поваленные деревья, перекрывавшие проход толстыми, шероховатыми стволами. Тишина. Лишь ветер по-разбойничьи свистел, гуляя внутри опустевших зданий, гоняя по улицам мусор и пыль…
Вслед за уходящей армией и полицией, сербы срочно покидали свои обжитые дома исконно сербского края. Целые сёла на территории Косово опустели. Их жители разделили участь многих тысяч беженцев. Уходили в спешке. Небрежно брошен приготовленный к полевым работам садовый инвентарь, на верёвках полощется так и не снятое бельё, в садах бродят куры, невесть как добывающие пропитание. Сербы отсюда не уезжали, не эвакуировались, они бежали, бросая нажитое добро, построенные своими руками жилища, возделанные участки. Так поступают люди только в одной ситуации, когда им угрожает смерть.
Неприятно ощущать себя частью этой опасности и буквально кожей чувствовать жгучий стыд за всё, что делало и продолжает творить «всё цивилизованное человечество» на Балканах. Ещё неприятнее осознавать личное бессилие в попытке хоть как-то восстановить попранную справедливость. Поэтому настроение у Распутина и его напарника было омерзительное. Усугублялось все тем, что разведка легиона проникла во французскую зону ответственности до официального объявления о вводе войск НАТО, болтаясь в неопределенном правовом статусе, подкрепленном лишь непрекращающимися воздушными ударами, несмотря на объявленный мораторий. Вот и сейчас, совсем недалеко, НАТОвские стервятники кого-то бомбили, не делая особого различия между военными и гражданскими объектами. Слава «рыцарей Геринга», очевидно, не давала покоя современным потомкам тевтонов. Внеся специальные изменения в Конституцию ФРГ, в 1999 году авиация Бундесвера вместе с англосаксами усердно вбивала в балканскую землю поезда и колонны с беженцами, крушила больницы, школы, детские сады, разносила в хлам гражданскую инфраструктуру. Самолётов, что характерно для сверхзвуковой авиации, не было видно.
