Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вышел из магазина и, подобно восхищенному недавним чтением Варуха Лафонтену, встречавшему всех вопросом: «Вы читали Варуха?», начинал разговор со всеми вопросом: «Знаете ли вы Зичи?»
— Конечно же, — всегда отвечал мне собеседник» [132].
История знакомства Теофиля Готье с работами Зичи в магазине Беггрова закончилась личной встречей, переросшей в дружбу, и целой главой в его знаменитой книге «Путешествие в Россию», сделавшей художника невероятно популярным в свете. Зичи был назначен придворным живописцем и почти пятнадцать лет провел в этом звании, создавая картины и рисунки из жизни двора.
Литература
Беггров, Карл Петрович И Русский биографический словарь: в 25 т. — СПб., 1900. Боткина А. П. П. М. Третьяков. — М., 1951.
Всеобщая адресная книга С.-Петербурга, с Васильевским островом, Петербургской и Выборгской сторонами и Охтой: в 5 отд-ниях / И. И. Рынкевич; предисл. Г. Гоппе и Г. Корнфельда. — СПб.: Гоппе и Корнфельд, 1867–1868.
Готье Т. Путешествие в Россию. — М.: Мысль, 1988.
Зичи, Михаил Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890–1907.
Кириков Б. М., Кирикова Л. А., Петрова О. В. Невский проспект. Дом за домом. — 4-е изд., перераб. — М.: Центрполиграф, 2013.
Книговедение: энциклопедический словарь / ред. коллегия: Н. М. Сикорский (гл. ред.) и др. — М.: Сов. энциклопедия, 1982.
Коростин А. Ф. Начало литографии в России: 1816–1818. — М., 1943.
Репин И. Е. Избранные письма: Письма 1867–1892. — Искусство, 1969.
Справочный указатель по С.-Петербургу. — 1-е изд. — СПб: тип. II Отд. Собств. Е.И.В. Канцелярии, 1865.
Корпус Орлово-Новосильцевской мужской богадельни
(1842 г., архитектор И. И. Шарлемань) Энгельса пр., 1, 3, 5
«…Государев флигель-адъютант Новосильцев, <…> видный собою, красавец, очень умный и воспитанный как нельзя лучше, <…> познакомился он с какими-то Черновыми… У этих Черновых была дочь, особенно хороша собою, и молодому человеку очень приглянулась; он завлекся и, должно быть, зашел так далеко, что должен был обещаться на ней жениться. Стал он просить благословения у матери, та и слышать не хочет: «Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцев, женился на какой-нибудь Черновой, да еще вдобавок на Пахомовне: никогда этому не бывать». Как сын ни упрашивал мать — та стояла на своем: «Не хочу иметь невесткой Чернову Пахомовну — экой срам!» Видно… спесь брала верх над материнскою любовью. Молодой человек возвратился в Петербург, объявил брату Пахомовны, Чернову, что мать его не дает согласия» [133].
— Когда вы сватались, — ответил Чернов на отказ жениха, — мы были уверены, что вы уже совершеннолетний и правоспособный. Но что делать? Нельзя не повиноваться маменьке… Вы, конечно, свободны отданного вами слова!
Новосильцев молча поклонился.
— Само собой, разумеется, — продолжал Чернов, — что после вашего отказа <…> долг человека честного требует от вас, чтобы вы избавили сестру мою от ваших поклонов и, по возможности, даже встреч… Этим я вас предупреждаю, что если когда-либо где-либо вы позволите себе сказать хоть одно слово моей сестре, я назову вас человеком, не заслуживающим имени честного офицера. Поверьте, что я так же умею уважать честь нашей фамилии, как вы умеете уважать мнение вашей матушки» [134].
Владимир Новосильцев
Двадцатипятилетний аристократ не выполнил обещание. На одном из балов, увидев бывшую возлюбленную, он все же пригласил ее на танец. Это был несчастливый случай — приятель подвел к Владимиру Новосильцеву двух барышень, одной из которых была Екатерина Чернова, и попросил выбрать себе партнершу. Воспитанный аристократ не мог оскорбить зардевшуюся девушку в очередной раз и прошелся с ней в туре мазурки. Проводив Чернову до скамейки, Новосильцев почувствовал на плече руку ее брата…
По другой версии катализатором конфликта стал не злополучный бал, а многомесячные переговоры и переписки, в ходе которых Новосильцев то обещал жениться, то отлынивал от данного слова, то сам грозился вызвать на дуэль Чернова за распространение слухов об их делах. В конце концов по просьбе высокопоставленных родственников незадачливого жениха написать отказ от свадьбы вынудили самого генерал-майора Пахома Чернова, отца Екатерины, что было для старика глубочайшим оскорблением. Молодой подпоручик Константин Чернов, сын Пахома и брат отвергнутой семнадцатилетней девицы, поклялся защитить честь семьи.
В сентябре 1825 года на окраине Лесного парка состоялась дуэль. Поединок условились проводить с дистанцией восемь шагов с расходом до пяти. Такое расстояние не оставляло шансов на мирный исход, это был не тот случай, когда повздорившие соперники стреляют в воздух и, исполнив долг чести, расходятся. В предсмертной записке Чернова отразилась решительность его намерений:
«Бог волен в жизни; но дело чести, на которое теперь отправляюсь, по всей вероятности обещает мне смерть, и потому прошу г-д секундантов моих объявить всем родным и людям благомыслящим, которых мнением дорожил я, что предлог теперешней дуэли нашей существовал только в клевете злоязычия и в воображении Новосильцева. Я никогда не говорил… что собираюсь принудить его к женитьбе на сестре моей… и торжественно объявляю это словом офицера. Могли я желать себе зятя, которого бы можно было по пистолету вести под венец? Захотел ли бы я подобным браком сестры обесславить свое семейство? <…> Стреляюсь на три шага, как за дело семейственное; ибо, зная братьев моих, хочу кончить собою на нем, на этом оскорбителе моего семейства, который для пустых толков еще пустейших людей преступил все законы чести, общества и человечества. Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, и чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души» [135].