конюшне для течных лошадей, которая находилась на противоположной стороне, лошади понюхали платок и разделились на две группы: «Хочу, и может быть, даже не лопну» и «Лопну, но все равно хочу». В первой оказалась всего одна лошадь. Крупная, толстая и не раз рожавшая. Ласка пообещал ей незабываемые впечатления, сказал, что придет вечером, и вышел.

Вечером Амелия отправила голубя к Колетт с сообщением, чтобы встречала через два дня в Реймсе. Друзья отправились на дело. Вошли внутрь стены королевской конюшни в светлое время, смешавшись с работниками. Спрятались до темноты на сеновале. Дождались, пока сторожа выпустят собак.

Вольф вышел первым. Ласка вылез на крышу и прислушался. Сторожевые собаки не брешут от нечего делать. Они просто занимаются своими собачьими делами. Многие просто лежат и дремлют, другие бегают и метят заборы. Вор может не увидеть и не услышать, где сейчас собака, а она внезапно вылезет из-под крыльца и молча уставится на него большими черными глазами. Вор сделает шаг, и пес негромко рыкнет. Придется вору стоять столбом до утренней стражи. Или можно встретить другую собаку, которая чуть что подозрительное, залает. Тогда вокруг вора соберется вся стая. Можно встретить и третью, которая молча прыгнет, целясь в горло.

Ласка не разбирался в сторожевых собаках. Он сидел и слушал. Где-то лай. Легкое тяф-тяф и все. Где-то короткое «рррр» и чуть более громкое «рррр» в ответ. Где-то поскуливание, прямо как щенячье.

— Эй! — позвал Вольф снизу.

— Что?

— Готово. Собаки попрятались и не выйдут. Давай.

Человек с кобылой спокойно прошли лошадиный городок от края до края. Толстушка чего-то ощутимо боялась и шарахалась от каждой тени.

На подходе к Элефанту Ласка оставил Толстушку и заглянул внутрь. Элефант не спал и жадно втягивал воздух ноздрями.

Вдвоем с Вольфом не без усилий сняли брусья.

— Французы вшестером их таскали, — сказал Элефант.

Верхний брус на «раз-два-три» переложили еще выше.

— Все. Теперь я приведу кобылу и поставлю здесь, — сказал Ласка, — Ты только не торопись. И на спину ей не опирайся. На этот брус обопрись, Христом-богом молю, спину Толстушке не сломай.

— Игого!

— Тише!

— Я побежал? — спросил Вольф.

— Беги.

Толстушка ловко залезла в стойло, и Элефант, уже потерявший самообладание, тут же ей овладел, не забыв, впрочем, опереться на брус. Ласка вытер пот со лба. Вроде все хорошо.

Лошади расцепились. Толстушка, покачиваясь, вышла из конюшни.

— Еще есть? — спросил Элефант.

— В мире за воротами все есть. Подожди, пока я перелезу забор и тебя позову, выйди на волю и громко заржи. Как люди тебя увидят, беги по моему следу.

— Давай быстрее, а то усну тут.

Ласка как мог быстро пробежал до стены. Вольф уже сидел наверху и спустил лестницу. Встав на стену, Ласка свистнул что есть силы.

Элефант выбежал из своего домика и громко заржал. Эхо отразилось от небесного свода, месяц чудом не свалился, а пара звезд оторвалась и полетела к земле. Огромному жеребцу ответило все население конского городка.

По тревоге вскочили и дремавшая ночная смена стражников, и спавшая дневная. Выбежали ночные обходчики, дежурные кормушечники и навозники. Проснулись берейторы и конюхи, жившие в домах неподалеку.

Убедившись, что его видят достаточно людей, Элефант неспешно проскакал по двору конюшни, а потом, набирая ход, разогнался в темноту и легко перепрыгнул через стену высотой в десять локтей.

— Лови его! — раздалось сзади, но без особого энтузиазма.

Мало кто из ночного персонала представлял, как вообще можно поймать взрослого дестрие, если конь сам не хочет быть пойманным.

Ласка подбежал к Элефанту, вцепился в гриву и запрыгнул на широкую спину коня.

— Готов. Погнали!

Жеребец пошел ходкой рысью. По пути чуть ли не час шлепали по мелкому ручью, чтобы собаки не напали на след.

Ночью особо не разгонишься, поэтому примерно в трех часах пути от конюшен Ласку и Элефанта в лесу ждали Вольф и Амелия. Немного поспать, перекусить на дорожку, и на рассвете в путь по проселочной дороге. На утро Амелия наколдовала туман. Не то сама наколдовала, не то выпустила из горшка туман, который заранее наколдовала Колетт. Второй горшок с туманом она приоткрыла и привязала к своему седлу.

Элефант бежал за тремя всадниками сам по себе. Живя в заточении, он не привык много бегать, а тем более, бегать с всадником или грузом. Может быть, легкий парнишка ему бы и не показался заметным отягощением, но и всаднику тоже не в радость день быстрой скачки без седла.

Шея у коня все-таки болела. Ворочая головой, Элефант издавал звуки как от боли и даже попыхивал огнем и дымом. Ласка даже подумал, не зря ли забрали больного коня, и примет ли его император. Потом решил, что для заполнения места под табличкой и такой конь сойдет. Он все-таки большой и красивый.

Переночевали в том самом сарае. Подъели купленные в окрестностях и спрятанные в углу припасы. Элефант жрал за троих. Верховые лошади его боялись и жались к стенкам. Ласка еле уговорил маленький табун вести себя прилично.

Ночь Амелия опять провела в объятьях Вольфа. На рассвете пустились в путь.

Еще день торопливой скачки. Лошади устали, даже Элефант. Вот и Реймс, наверное. Силуэт собора на горизонте. Не доезжая немного до города, встретили Колетт в сопровождении двух всадников. С виду вроде цыгане, смуглые и чернявые. Но имена французские, Пьер и Мишель. Сидят на конях уверенно, одеты небрежно, оружия на виду нет.

Кавалькада в сумерках свернула в пригородные поля и вскоре подъехала к ферме, стоявшей обособленно, а не в деревне.

У коновязи дремали две крестьянские лошадки. В конюшне стояли два скромных мула. Элефант с ними чуть не подрался, и Ласка снова всех успокоил. Без особого труда. Элефант устал с дороги и больше хотел есть, чем доминировать. Мулы же ни на какое лидерство не претендовали.

— Надо же! — сказала Колетт, которая подслушивала, стоя в дверях, — Немногие действительно говорят по-лошадиному. У короля после Павии как бы не последний такой остался.

Ласка скромно пожал плечами. Элефант переступил ногами и лениво пыхнул огнем и дымом.

— Черт побери! — сказала Колетт, — Вы говорили, что это черный дестрие.

— Ну да. Разве это не рыцарский боевой конь? По всем статям без изъяна.

— Это хороший конь, но… Ты вообще представляешь, кто это?

— Жеребенок от коня Бури-Богатыря, если это кого-то