будут отсеивать людей, случайно попавших сюда. После первого года обучения нам предстоит провести серьезный экзамен и отсеять тех людей, которые нам покажутся недостаточно способными. Также предстоит сделать отсев и после второго года обучения. После первого и второго отсевов, мне думается, мы должны добирать людей, с тем чтобы и внутри самой студии происходила бы естественная забота старших о младших, естественное вхождение в дело, используя для этого людей, утвердивших себя в студии, людей, которые смогут начать строить это человеческое сообщество. Совсем не значит, что с первого дня обучения мы будем идти по проторенному пути, по которому нас учили в наших учебных заведениях. Прежде всего, стоит рассказать этим молодым людям о том, насколько сложны задачи серьезного искусства во всех областях — в театре, в литературе, в кино, в поэзии, в живописи. То есть получать эти знания молодые люди должны не из рук тех, кто этим занимается в высших учебных заведениях 15–20 лет, а из рук тех, кто обладает наибольшей информацией на сегодня в той или иной области. Если это поэзия — то это Вознесенский, Владимир Соколов или Володя Корнилов. Если современная критика — то Лакшин, Рассадин, Туровская, Женя Сидоров и так далее.

Наряду с такой просветительской работой, мне думается, обязательно должны преподаваться дисциплины, которые мы называем техническими: движения ли, пластика, танец ли, что, так или иначе, вводило бы и совершенствовало бы пластику человеческую, потому что это серьезнейший пробел у многих из нас, у большинства актеров нашего театра. К концу двухгодичного подготовительного курса наши студийцы должны быть подведены к первым самостоятельным выводам, которые мы предложим им сделать: какой театр их интересует, во что верит этот театр, что является первичным для этого театра? Это означает, что мы поможем им помочь понять самих себя.

Мне бы хотелось надеяться, что мы с вами попытаемся установить в нашей работе нормальный психологический климат, что мы попытаемся с вами начать с того, что будем говорить друг другу правду. Очень трудно начинать, это бывает болезненно, но без этого невозможно вести дело, потому что дело наше не обременено никакой материальной заинтересованностью. Дело чистое, по любви, и, стало быть, без того, чтобы договориться друг с другом, — наверное, мы не сможем сделать следующего шага. Дети, как никто другой, быстро и безошибочно определяют людей, которые способны с ними серьезно заниматься, и тех, которые, придуриваясь, прикидываются, делают вид[61].

Реакция коллег на это выступление в архивах отсутствует, но не верится, что, услышав речь, кто-то аплодировал Олегу Павловичу. Не может актер приветствовать начинание без четкого понимания своего места в новом раскладе. Никто не спорил, не конфликтовал, но еще одна трещина появилась. Актеры народ наблюдательный, все намерения руководителя подчас интуитивно считывают на раз. А, учитывая, что природа любого театрального коллектива — конфликтна, так как предполагает с одной стороны совместную работу талантливых людей, с другой — постоянные усилия своего «Я», актер чаще всего чувствует себя отдельно существующим, а руководитель видит его исключительно частью целого. Эгоизм профессии и коллективизм творчества — это главное противоречие театра вечно.

Табаков никогда не откладывал задуманное на завтра, действовал всегда решительно и твердо. Поздней осенью вместе с поддержавшими его коллегами ходил по школам, вывешивая листочки-объявления о наборе в студию желающих попробовать себя на актерском поприще. Будущих актеров намеревались готовить с 14–15 лет. В течение нескольких недель отсмотрели три с половиной тысячи московских детей, отобрали 49, они и стали любительской студией, существовавшей на гонорары, которые Табаков зарабатывал и, как признавался, «косил» от семьи. Одновременно пишет еще один документ. Сохранились пожелтевшие рукописные страницы с его почерком.

«Что значит студия?

Во-первых, это попытка сформировать систему творческих координат.

Вера великих реформаторов сцены Станиславского и Немировича-Данченко — наша вера. Родом мы все из лона Московского Художественного театра».

Таким образом, речь шла о преемственности традиций русского театра. Конечно, студия не ставила перед собой столь грандиозной задачи в исторической перспективе. Но показать на деле возможности ранней профессиональной подготовки актера она сумела.

«Во-вторых, мы хотим понять проблемы молодого поколения, пойти навстречу его творческим устремлениям, приняв во внимание тенденции раннего развития нынешней молодежи».

Дальше Табаков выделяет несколько строк, как особое примечание:

«Человеческие свойства, помимо таланта, которые мы распознали в каждом из наших воспитанников, также имели значение».

Здесь в очередной раз убеждаешься в правоте Мастера. Дело поэта, актера немыслимо без этических основ. Как и в политике. Двое обличают одно и то же. Одному веришь, другой вызывает раздражение. Потому что второй — просто профессионал, а жизнь первого — сама проблема, он ответствен за все, что говорит и делает. И педагогу важно воспитать в студенте кроме профессиональных навыков этические требования к себе, к людям. Тогда обывательское восприятие жизни может стать восприятием художественным.

Из этих основ педагоги будущей студии пытаются выработать общие для всех принципы творчества. Кто-то из древних едко пошутил: «Кого боги хотят покарать, того они делают педагогом». Кажется, Сенека, впрочем, это шутка, в которой всегда есть толика истины. Андрей Платонов в свое время намеревался писать роман «Путешествие вглубь человека». Название неосуществленного замысла писателя наиболее точно характеризует смысл и методику работы театрального педагога. Табаков никогда не стремился «читать книгу вверх ногами», он из тех, кому близка истина, «кто не следует традициям, рискует остаться эпигоном».

Руководитель начинает с главного. Первая задача — создать единую компанию, единую команду. Люди, собравшиеся работать в театре и на практике развивать завещанные нам принципы, должны представлять единое целое. Педагогически сработало точно: с первых шагов ребята усвоили, что театр занятие коллективное. Ощутили, насколько серьезно человек сможет думать о смысле коллективной работы, о своем партнере. Это качество нельзя изобразить или сыграть, оно или есть в человеке от рождения, или приобретается в процессе работы, или человек остается эгоистом.

Спустя три года руководитель задачи усложняет:

«Мы хотим создать театр смысла, ума, интеллекта. Это не дань моде. Мы хотим найти для жизни человеческого духа на сцене уникальность формы. Чтобы актеры на вершинах профессионализма владели голосом, пластикой. Но мы только начинаем».

Педагог сознает, что осуществимость некоторых задач в скором времени невозможна, но для него дело пока дороже тенденций, процесс серьезнее, чем свершенное. А тенденция — говорить правду себе и другим.

Ритм постоянной конкретизации целей и задач затеянного дела, в котором человеческие качества столь же важны, как и профессиональные навыки, завораживает. А чтобы студийцы в будничной круговерти не забывали, зачем они здесь собрались, на самом видном месте висело «Положение о студии», цели и задачи