В борьбе за власть, разгоревшейся вслед за смертью Мао в 1976 году, «Группа четырех» была арестована, и Чжуан скоро ощутил тяжелую длань следователей на своих плечах. О своих четырех годах содержания под стражей он сказал просто: «Я понимаю, почему они так стремились задавать мне вопросы. Я был достаточно видной политической фигурой и хорошим источником информации для правительства». Его невозмутимость несколько шокировала меня, но, судя по всему, была вполне искренней: он думал об интересах партии даже тогда, когда подвергался преследованиям с ее стороны.

На протяжении 27 лет после своего освобождения Чжуан испытывает бесславие, будучи обвиненным в одном из самых позорных злодеяний современности. Его имя и репутация известны всей народной республике. Первые годы после освобождения из-под ареста он провел в провинции Шаньси, но последние два десятилетия живет в Пекине, работая тренером по настольному теннису на низовых должностях. Только в самые последние годы он стал получать официальные приглашения на спортивные события, включая 35-ю годовщину «пинг-понговой дипломатии», которую праздновали в 2006 году.

Маловероятно, что Чжуан Цзэдун будет полностью реабилитирован в течение жизни. Но как будет судить о нем история? Чем больше человек погружается в изучение нравственных коллизий культурной революции, тем меньше он склонен к категоричным суждениям. Преступник или жертва? И то и другое. Ответ может звучать странно, но он справедлив для многих, кто отдал свою веру чудовищу по имени Мао Цзэдун.

5 марта 2007 года

Через три дня после начала своей отчаянной попытки пересечь Флоридский пролив Эуклидес Рохас был поставлен перед фактом: его решение бежать с Кубы может закончиться тем, что он убьет свою семью. Один из самых грозных бейсбольных питчеров (бросающих) в кубинской истории, Рохас погрузился на самодельный пятиметровый плот вместе с женой, двухлетним сыном и несколькими друзьями из Центральной Гаваны. У них ничего с собой не было, кроме небольшого количества ветчины, сыра, хлеба, воды и неистребимой надежды на жизнь в свободном мире.

Страшный риск, связанный с попыткой бежать с Кубы, предпринятой Рохасом – и еще десятками таких, как он, – представляет собой отрезвляющий контраргумент распространяющемуся режимом Фиделя Кастро пропагандистскому тезису, что его атлеты – живое воплощение революционного идеала. Снова и снова «Высший лидер» (Lider Maximo) хвастался предполагаемой готовностью спортсменов страны отвергать многомиллионные контракты иностранных капиталистов. Однако сегодня, когда Кастро находится на смертном одре, а вокруг него разворачивается битва за наследие, настало время развенчать этот жестокий миф о кубинской «спортивной нирване».

«Мы ориентировались по звездам, а также восходам и закатам солнца, – рассказывал Рохас газете The Times. – Но, когда на третий день увидели других людей на плотах, которые яростно гребли в противоположном нашему направлении, мы начали сомневаться в своих расчетах. Всего на маленьком плоту нас было тринадцать человек: пятеро мужчин, четыре женщины и четыре ребенка. Мы не говорили об этом, но нас охватил страх. Дети плакали, женщины пытались их успокоить, а мужчины выбились из сил, потому что мы все время гребли, сменяя друг друга каждые два часа. У нас кончилась вода, но мы смогли выменять ее на еду у других “людей с плотов”».

«Только на пятый день нас подобрала береговая охрана США и доставила в Гуантанамо для прохождения карантина. В ту ночь в море разразился страшный шторм. Когда рассвело, мы увидели, что в воде плавают тела мертвых соотечественников-кубинцев. Если бы нас не подобрали накануне во второй половине дня, мы погибли бы».

Год спустя Рохас, эмоциональный и умный человек и мастер сложных подач (когда мяч идет с отклонением от прямой линии по вертикали или горизонтали), получил контракт в бейсбольной команде «Флорида Марлинз».

Рохас дает уничтожающую характеристику той системе, из которой он бежал; той, которую режим любит описывать как «увенчанное славой любительство». «Мы представляли собой просто рабов, – говорит он. – Я сыграл несколько сезонов в Национальной лиге в ужасающих условиях: последние несколько месяцев своей карьеры на Кубе я получал 231 песо (около 4,5 фунта стерлингов) в месяц. Успех кубинской бейсбольной команды на международной арене (Куба выиграла Олимпийские игры в Барселоне, Атланте и Афинах) был достигнут скорее вопреки системе, а не благодаря ей. Бейсбол очень популярен на Кубе, и даже несмотря на то, что условия для игроков были очень плохими, они все же были лучше, чем для большинства простых граждан. Именно благодаря этому команда смогла привлечь сливки самой спортивно одаренной молодежи».

На Кубе бейсбол больше чем спорт: это часть национальной идентичности. Игра в бейсбол, ввезенный американскими моряками на остров в 1860-х годах, поначалу стала актом противостояния испанскому колониализму, пока местные жители не поняли, что бейсбол полюбился им сам по себе. В поселениях, окружающих принадлежавшие американцам сахарные заводы, в начале XX века были сформированы команды, а в 1950-х годах на Кубе была создана очень популярная Национальная бейсбольная лига.

Однако через три года после входа Кастро с повстанческой армией в Гавану в 1959 году он упразднил старую систему и организовал так называемый революционный бейсбол. Как любой другой диктатор в современной истории, Кастро прекрасно понимал пропагандистский потенциал спорта и немедленно приступил к превращению спортивного аппарата в один из инструментов создаваемого им оруэлловского государства. Но у Кастро была еще одна, более личная причина для «подгонки» кубинского бейсбола к собственному видению. Кубинский лидер был по жизни страстным любителем бейсбола и заставлял спортсменов играть с ним поздними вечерами. Хотя рассказы о том, что в 1949 году ему предлагали $5000 за контракт с известной бейсбольной командой «Нью-Йорк Янкиз», представляются явным преувеличением, нет никакого сомнения, что его любовь к бейсболу выходила за пределы обычного политиканства.

«Обычно он приезжал, организовывал две команды, и они начинали играть, – рассказывал Панчито Фернандес, который судил некоторые матчи. – Иногда он подавал три иннинга[20], иногда семь. Иногда был отбивающим, иногда играл на первой базе. Но он не знал усталости. Однажды мы играли до 3 часов утра. Когда мы достигли 9-го иннинга, счет был 2:1. Но команданте сказал, что ограничения по времени игры не будет, потому что он проигрывал. В 11-м иннинге счет сравнялся, а на 16-м команда Кастро вышла вперед. Тогда он сказал: “Все, заканчиваем игру”. Он очень не любил проигрывать».

Пока в прошлом году болезнь не заставила Кастро временно уступить власть своему брату, он регулярно перед телевизионными камерами совершал первую церемониальную подачу мяча, продолжал заявлять об идеологической чистоте бейсбола на коммунистической Кубе и утверждать, что без этой системы «бейсбол превращается в эксплуатацию профессионалов, где спортсмены покупаются и продаются как товар».