Он остановился прямо передо мной, а я, как ни силился, не мог подняться с колен.

Сотворить бы сейчас что-то такое, чтобы этот ублюдок сдох! Что-то чудовищное!

Я шевельнул рукой, готовый воспроизвести рисунок любой сложности, но внутреннее зрение оставалось слепым. То ли этот проклятый дым не давал мне сосредоточиться, то ли просто слишком тяжело заниматься призывательством, стоя перед врагом на коленях с петлей на шее.

Эреб наклонился и задрал мне голову за волосы.

— Ты совершенно бесполезная тварь, кроме одного твоего свойства. Ты — ключ от двери. И я воспользуюсь сполна этой твоей способностью. Отрублю тебе руки и ноги, вырву язык и протащу этот безвольный кусок мяса по всем святилищам и дворцам верхнего мира… — он склонился надо мной так низко, что я ощущал удушающую вонь из его рта. — А потом открою тобой врата…

От злости и отвращения меня чуть ли не трясло.

Нужно собраться. Закусить удила и сделать хоть что-то!

А пока что я заставил себя криво усмехнуться и просипел:

— Что, хочешь Сета вернуть? Чтобы он закончил начатое?

— О, нет, — ответил Эреб. — Я планирую возвращать не его, а ее. Это была досадная ошибка, когда я поставил не на ту фигуру…

И в этот миг я дернулся к Эребу, крепко схватил руками полы его балахона и рванул на себя.

Старик от неожиданности на секунду потерял равновесие, и удерживающий меня дым рассеялся.

Я с ревом вскочил на ноги и со всей силы заехал ублюдку в перекошенную морду.

Кулак неожиданно мягко погрузился в плоть, будто у Эреба вместо черепа была каша.

Старик расхохотался, хотя с губы у него закапала кровь. Фигура Эреба резко отодвинулась от меня метра на три, как голограмма, и превратилась в черный дымный столп. Невыносимая тяжесть обрушилась мне на плечи, заставляя опустить голову и по-паучьи раскорячиться, чтобы не упасть.

А от столпа ко мне протянулась целая дюжина черных щупалец…

Глава 16. Друг познается в беде

Я злорадно усмехнулся.

Пусть даже мне конец, по крайней мере я исхитрился съездить по физиономии великого наставника школы начертаний! Жаль, что мои руки не обладают способностью Сета оставлять отметины навсегда. Если бы я знал, что разбитая губа Эреба останется такой навеки, радости было бы больше.

Но и так тоже не плохо. Много ли людей на свете могут похвастаться тем, что расквасили морду божеству?

Я собрал всю свою энергию и направил в ноги. Щупальце слева стремительно метнулось ко мне, но я успел уклониться, отскочив в сторону.

И угодил ногой прямиком в одно из ведер, выставленных рядом с забором плотной стайкой.

Твою ж мать!

Жестянка громыхнула, покачнулась, расталкивая другие ведра — и с я со свойственной мне удачливостью полетел носом вниз, в снег. Но тут же подхватился обратно — аккурат для того, чтобы оказаться на пути у еще одного щупальца…

И тут дверь таверны распахнулась. Окутанный зеленоватым свечением, на задний двор выкатился Та‘ки.

— Убери от него свои грязные руки! — проревел медведь, вздымаясь на задние лапы. Звериная форма стала прозрачной, и я увидел внутри подобравшуюся фигуру разъяренного шамана. — Моя территория — мой храм!

— Неужели вечно пьяный питомец Сета все-таки проснулся? — протянул Эреб, оборачиваясь на него и на время забывая про меня.

Дымные щупальца прервали атаку. Они остановились, лишь слегка покачиваясь в воздухе, как листья водяного растения.

— От твоего присутствия так смердит, что даже пьяный проснется, — мрачным тоном парировал Та‘ки, окончательно теряя звериные очертания. Он поднял руку над головой, и из кулака в обе стороны вытянулся длинный шест, светящийся зеленым.

— Позволь тебе напомнить — твоя территория начинается только за порогом харчевни, — насмешливо ответил ему Эреб. — Впрочем, мне на это плевать.

Он взмахнул рукой, и половина дымных щупалец рванулись к шаману. Тот припал низко к земле, ловко увернулся от атаки, а потом метнулся вправо, сгребая босыми ногами снег. Следом за ним черной лентой протянулось второе щупальце. Оно изогнулось в воздухе, как хлыст, и с различимым треском ударило вниз.

Та‘ки отскочил назад, к крыльцу. Зеленый шест в его руках ярко вспыхнул и со свистом рассек плотный дым, превращая его в бесформенное облако.

А потом, как молния, метнулся Эребу за спину. На мгновение очертания его тела размылись, и только зеленоватое свечение прочертило зигзаг броска.

А через мгновение Та‘ки очутился возле меня. Глядя исподлобья на Эреба, он выжидающе застыл в боевой позе, держа над головой свое оружие.

— Глупец!.. — раздосадованно прохрипел Эреб, разворачиваясь. — Отдай мне смертного!

— Нет, — коротко ответил Та‘ки.

— Я не хочу тебя убивать!..

— Чтобы забрать его, тебе придется, — невозмутимо ответил Та‘ки, не меняя позы.

Злость исказила и без того уродливое лицо Эреба.

— Думаешь, я отступлю?! — не сказал, а прорычал он.

— Мне все равно, что ты думаешь, — ответил шаман. — Но забрать его ты сможешь только если убьешь меня.

— Тогда пеняй на себя… — угрожающе прошипел Эреб.

Лысая голова бога тьмы приобрела мертвенно-белое свечение — прямо не череп, а меченая кратерами луна на щуплой ножке шеи. Эреб качнулся всем телом вперед — и мгновенно переместился прямо к Та‘ки.

Я рефлекторно отскочил в сторону.

Шаман тоже дернулся, намереваясь отпрыгнуть… Но так и остался на своем месте.

Он стоял перед Эребом, медленно опуская дрожащую от напряжения руку с шестом. Из груди Та‘ки вырывался хрипящий звук.

Что-то невидимое давило и душило его, как совсем недавно — меня.

Я по привычке схватился рукой за пояс — в том месте, где обычно находился меч.

Вот только меч свой я просрал в Черной кости, а новым с тех пор так и не озаботился, идиот!

Наклонившись, я подхватил с земли черенок лопаты, с которым только что тренировался. Конечно, хозинвентарь — хреновое оружие против богов. Но лучше так, чем пустые руки!

Вся энергия — в руки, в спину!

Мышцы обожгло внутренним жаром.

Резко обернувшись к Эребу, я рванулся с места и…

Ударился в невидимую стену.

Эреб стоял над пригнувшимся Та‘ки, будто сама смерть. Задний двор наполнился зловещими шорохами и шепотом, длинные тени заскользили по белому снегу. Черный дым медленно пополз по земле, припечатывая мои ноги к месту. Он поднимался почти до самой груди, мешая дышать.

А из ладони Эреба,