найден, или напрочь отсутствовал. Так что мне теперь предстояло колбаситься на скачущем во весь дух осле, до тех пор, пока ему самому не надоест изображать рысака на скачках. Причем делал он это с явным удовольствием, почти театрально. Горделиво вскидывал смешную голову и воинственно потряхивал коротко стриженой щеточкой гривы, будто и в самом деле мнил себя боевым конем.

За что и получил от меня прозвище «Буцефал».

В первый день мы с ним пережили два неудачных перехода через портал — в первый раз мы въехали в зеркало перехода одновременно, а приземлились по какой-то причине по отдельности. Но поскольку я упал сверху, то просто потер ушибленные места и пожал плечами, не почерпнув из этого опыта ничего.

Во второй раз я спешился и влез в портал, протаскивая за собой упирающегося Буцефала за поводья. И вот тут я понял, что напрасно так легкомысленно отнесся к первому эпизоду.

Потому что мы снова упали.

Только в этот раз снизу был я, а осел брякнулся сверху.

Я матерился, как только мог. Кассандра сначала искренне меня пожалела, а потом профессионально и совершенно безжалостно подлечила, отчего я ругался еще отчаянней и громче.

А вечером, когда мы собрались разбить лагерь в лесу, вдруг обнаружилось, что в хозяйственном мешке вместо котелков мы увезли…

Лидию.

И как только у этого шилопопного ребенка хватило столько выдержки и сообразительности? Ведь всю дорогу она сидела в своем укрытии, как мышь! Хотя и продрогла в своей короткой шубке и пуховой шали до синего носа.

Теперь пришел черед ругаться Азре. Усадив ребенка к костру и обложив ее шкурами, он отозвал в сторонку Тень и долго, очень долго размахивал единственной рукой, пытаясь тому донести все свои мысли и чувства по этому поводу. Ему не верилось, чтобы любимый нянь нашей дочери полка был не в курсе этой проделки. И даже заявил, что отправит его вместе с девочкой обратно, домой.

Ужинали мы сухомяткой. Спать улеглись вповалку, чтобы было теплее. На страже внезапно вызвался стоять Та’ки, мотивируя это тем, что днем опять отоспится в одной из повозок.

А среди ночи все проснулись от дикого вопля нашего свежеиспеченного магистра. Причем под «всеми», боюсь, можно было смело подразумевать даже жителей окрестных сел и деревень.

— Эй, ты что? — испугалась за милого Кассандра.

— Че орешь, как резаный?! — совсем с другой интонацией прикрикнул на него Рыжий.

Лидия от испуга заплакала на руках Тени.

А наш однорукий вождь все продолжал лежать на шкурах и кричать.

— Братцы, да он не проснулся, — изумленно констатировал Шрам. — Эй, Азра! — окликнул он жнеца, хорошенько встряхнув того за плечо.

На этих словах я, наконец, окончательно включился в этот мир. Поднялся на ноги, окинул взглядом перепуганных и взлохмаченных друзей — и перевел взгляд на Азраила.

Тот продолжал кричать, и это уже была не шутка. Бледное лицо его выглядело жутко, вены на шее от напряжения вздулись.

Я подхватил его под руку.

— А ну помогите мне!

Вместе с Рыжим и Шрамом мы оттащили безвольного магистра к сугробу и хорошенько купнули его лицом в снег.

Крик прервался.

Азра закашлялся и зашевелился у нас в руках.

— Слава богам! — ахнула Кас. — Ты как?

Тот, отплевываясь, с трудом поднялся на ноги. Смущенно покряхтывая и не глядя на нас, прошел к костру.

В полном молчании мы наблюдали, как он раздувал посильней угли, подсунул свежих дров.

Потом покосился на спокойно сидящего возле огня Та’ки.

— Ты знал, да? — спросил он медведя.

Тот промолчал.

— Точно, знал, — с укором буркнул Азра. — Потому и спать не пошел. То-то я еще подумал — с чего бы это наш покровитель самолично работать вызывался на благо общественности?

Зеленая панда почесала пузо.

— Не люблю, когда будят, — просто ответил Та’ки.

— Вот ведь… А предупредить не мог?

— Зачем? — скосил медведь свои глазки-пуговки на Азру. — Чтобы ты запарил спорить? Такие вещи лучше понимаются изнутри.

Мы, переглянувшись, тоже подтянулись к огню.

— Так, кто там и чего знал, чего мы не знаем? — деловито спросил Берн.

Та’ки лениво зевнул, опять почесал брюхо и печально сообщил:

— Блохи, кажись… Никакого уважения!..

— А ну не соскакивай с темы, — нахмурилась Лилит. Приблизившись к медведю, она цепкой лапкой взяла его за плюшевое ухо. — Рассказывай давай!

Та’ки поднял на нее глаза — так, что теперь были видны белки, отчего взгляд сразу казался уставшим и одновременно укоризненным.

— Серьезно? Пытаешься своим сексом победить мою лень? Боюсь, не получится.

Лилит фыркнула.

— Не сомневайся, еще как получится! — возразила она. — Каким бы лентяем ты не был!

— Ты не поняла, — ответил Та’ки. — Я — панда. И чтобы у меня получилось, надо было месяца за два начать готовиться к этому событию. Так что убери понапрасну протянутую руку, женщина.

Лилит обиженно поджала губы, но руку убрала.

— Между прочим не женщина, а демоница, — проговорила она.

— Демоница, или там богиня, кошка, паучиха… — пробормотал себе под нос Та’ки, поднимаясь со своего места. — А все одно — женщина. Нету разницы. Я — спать. Дальше сами как-нибудь!

— Эй, ты вообще-то обещал держать стражу всю ночь! — крикнул ему вслед Рыжий.

Вместо ответа медведь сунул за спину левую лапу. Прошел еще шагов пять к телеге и, обернувшись, пояснил:

— Если что, я оттопырил средний палец. Просто вам не видно.

Майка тихо ругнулась. И, повернувшись к остальным, сказала:

— Я одна заметила, что чем трезвее Та’ки, тем говнистей у него характер? Может, имеет смысл начать его насильно подпаивать в целях профилактики?

— Ничего не знаю, золотом был — золотом остался, — буркнул медведь, укладываясь на шкуры посреди нашего дружного лежбища под навесом. — Молиться на такого покровителя надо… — широко зевнул он всей пастью. — За ухом чаще чесать… — совсем сонным голосом добавил он — И это…

Что за «это» он имел в виду, мы так и не узнали, потому что голос его умолк, а через мгновенье раздался довольный храп.

Все взгляды с Та’ки переместились на Азру.

Многозначительные такие, вопросительные.

Тот вздохнул, потер заросший щетиной подбородок.

— Ну чего уставились-то? — проворчал он. — Подумаешь — кошмар приснился. Что, никому никогда скверных снов видеть не приходилось?

— Ну, таких, как тебе — точно нет, —