Да, его так звали за глаза, потому что он многим напоминал чванливых и необразованных азиатских баев. Это научные сотрудники изгалялись. Знаете, чем менее талантлив ученый, тем он ядовитей.

– Вы хотите сказать, Бая несправедливо презирали?

– Я уже говорила, он неоднозначным был человеком. Хорошо, попробую объяснить, как понимаю. Сначала Бай был бандитом, состояние сделал на наркотиках и контрабанде чего-то запретного… типа оружия, но никогда не промышлял убийствами, поэтому считал себя чистым. – Неожиданно она рассмеялась. – По молодости он играл в благородного разбойника, это было, конечно, заблуждение, а когда прошла эйфория, решил завязать и зажить нормальной жизнью. Беда в том, что в его сознании нормы укоренились несколько иные, чем у правильных людей, на этом и сыграли умные, но ядовитые особи, манипулируя им.

– Как же необразованный человек, с тяжелым прошлым стал руководить институтом? – недоумевал Савелий. – Да еще научно-исследовательским!

– Видите ли, эпоха перемен изменила все в нас. Перемены всегда болезненны, длятся бесконечно долго, сначала переворачивают все с ног на голову, возвышенных шельмуют, подлых превозносят, слабых стирают в порошок. У нас ментальность получила пробоину, купюры повесили вместо икон, вот с их помощью – то есть денег – Бай и продвигал свои хотелки. В нем проснулся дух созидателя, он мечтал делать глобальные вещи, соперничая со своим прошлым. Только далеко не каждый способен загнать прошлое в угол. Он не разбирался в таких простых вещах, с которыми начинают знакомить малых детей: хорошо-плохо, добро-зло, уродливо-прекрасно…

– Такое возможно?

– Еще как, – вздохнула Диана и задумалась, глядя в сторону.

Ей понадобилась пауза, и Савелий сдержал свой адвокатский язык, которому не терпелось выяснить важные детали. Видимо, чудовище Байдуган оставил большой след в ее душе, хороший след, Диана явно о нем печалится до сих пор, что ж, недаром народ выдумал сказочку «Красавица и чудовище».

– Он был глубоко несчастным человеком, – снова заговорила она к его радости. – Баю хотелось делать добро, а результат получался жалким, его высмеивали иногда даже в глаза, он понимал: что-то не то, обижался, злился… а предъявить претензии не мог, да и не умел делать это тактично.

Все, что она говорила, – эмоции и не более, а Савелию нужны факты или хотя бы наметки, от которых можно оттолкнуться. Он искал в уме наводящие вопросы, это непросто, ибо Савелий пока не знал, в какую точку бить:

– И все-таки не ясно, почему его… ненавидели?

– Потому что он стал слушать не тех людей, – наконец она дала первый вразумительный ответ. – Талант занимается только работой, всего себя подчиняет этой страсти. А серость на фоне таланта боится за свое место и занимается интригами, чтобы вытеснить одаренных конкурентов. Да, старо, как сам мир: конкуренция. Интриги плелись вокруг Липина, он стоял на пороге грандиозного открытия, потрачены были умопомрачительные деньги, ведь за физико-химической биологией будущее, формулы Липина открывали большие перспективы в медицине, это не всем нравилось.

– Зависть?

– Все вместе: зависть, страх… Обида, кстати, что не я, а кто-то. Почему не я? – это краеугольный камень остальных пороков. Пока профессор работал, эти люди обрабатывали Бая. Они сумели его настроить против Липина, которого легко можно было вывести из себя, он же не терпел, если ему мешали, если лезли с советами, а Бай из благих побуждений пытался советовать. На этой слабости Липина и сыграли недоброжелатели, они рассорили Бая с ученым, а я… я мало что понимала, не смогла погасить конфликт. Если б нынешние знания да тогда…

– Когда это случилось?

– Шесть лет назад.

О, какое разочарование! Шесть лет срок большой, причины шестилетней давности умирают за это время, хотя… Ничего не стоит исключать, как показывает практика, иногда жизнь течет вне логики.

– А как это происходило? – поинтересовался Ярцев, чтобы уж история выглядела полной.

– Липина стали обвинять в растратах, его-то! Он свои деньги тратил на исследования, имел один костюм для выхода, но главное ведь повод, а не правда. Короче, разругался тогда еще профессор с Баем, конфликт поддержали сторонники фронды, в конце концов, Липина не допустили к лабораториям, он вынужден был кинуть заявление и ушел, тем самым дал повод серости торжествовать. Но счастье не длится вечно, следовало продолжить работу. Победители пытались закончить исследования, довести до ума почти готовую работу не смогли, чего-то не хватало. Потом вдруг выяснилось, что часть исследований была украдена, но, как видите, переворота в науке до сих пор не случилось.

– А Липин? Он тоже не смог довести до ума свое открытие?

– Злая ирония судьбы, – слегка развела руками Диана. – Это же не автомобиль или стиральную машинку починить! Нужно иметь всю документацию с ошибками и победами, формулами и их исправлениями на молекулярном уровне. Липин свою работу сначала не додумался забрать, потом было поздно – его не пускали на порог НИИ. Так и получил он инфаркт.

– А Бай что?

– Вы сталкивались когда-нибудь с предательством? Пусть на бытовом уровне, но оно запоминается, откладывается в памяти навсегда.

– Если честно, нет, – ответил стеснительно Ярцев, понимая, что этой женщине пришлось в жизни несладко, в отличие от него.

– Прекрасно. Это счастье, узнавать о предательстве из художественной литературы. Так вот, предатель всегда знает, что он предал, этот комплекс живет с ним, человек становится неспособен на созидание. Он, конечно, что-то делает, празднует успехи – как правило, жалкие, его словно сам Господь не пускает ввысь. А коллективное предательство разрушает саму основу, на которой они сами же и стоят. Между этими людьми начались тёрки, а значит, появились те, кто предал сообщников. И однажды Бай узнал, как его развели типа верные соратники, тут-то и подвела его бандитская психология. Он был в ярости. А инвесторы требовали отдачи, он тоже вкладывал свои деньги, но в серость, а не в Липина! Однажды понял бессмысленность усилий и тогда просто всех разогнал. Новых набрать не удалось, где же взять Липиных в таком количестве? В общем, Бай все распродал, схем для подобных махинаций много, а покоя не обрел.

– Диана, кто мог убить его?

Как ни странно, она недолго думала, видимо, к этому вопросу сама возвращалась не однажды:

– Любой. Мы все воспринимаем людей с точки зрения своего эго, а наше эго справедливым редко бывает, поэтому мы часто ошибаемся, неверно оцениваем ситуацию. Отсюда и пляшите – любой. Например, тихий неудачник, который обвинял Бая в своих бедах, но и удачливый тоже, которому он не помог вовремя реализоваться. Братки из прошлого по каким-нибудь своим причинами, ну хотя бы из мести. А конкретного человека не назову, потому что не знаю. Тем более я не вижу