– Сразу после первого письма я получил второе, – продолжил мистер Чендлер глухим голосом. – Пирс звал меня встретиться в Призрачных пещерах... Должно быть, прознал, что места там уединенные, людьми почти не хоженые – и я пошел. Оседлал Персефону, сказал, что хочу проверить силки на кроликов, и направил кобылу в сторону пещер...

Нам оставалось проделать чуть меньше мили пути, когда со стороны Керквудского леса завыли волки, и моя кобыла, встревожившись, начала прядать ушами и танцевать на месте, не желая идти в указанною направлении – а потом лопнула подпруга. Все произошло настолько внезапно, что я даже не успел подобраться: полетел на землю, ударившись головой, и, кажется, потерял сознание...

Не знаю, как долго я так пролежал – по моим ощущениям не меньше часа-двух – и пришел в себя усыпанный тонким слоем едва начавшегося снега. Все тело онемело и ныло, словно один большой синяк, правая нога простреливала болью при самой незначительной попытке пошевелить ею, и хуже всего то, что, пока я был без сознания, Персефона сбежала, бросив меня посреди этой снежной пустыни – я остался один. – Мужчина поморщился: то ли от воспоминаний, то ли от боли в простреленной ноге. – Нужно было что-то делать, и я решил укрыться в Призрачных пещерах: они гарантировали хоть какую-то защиту от непогоды и возможных хищников. Я знал, что меня станут искать, просто собирался выгадать немного времени, к тому же приложенные усилия согрели меня, и тело как будто бы ожило. Я дополз до пещер примерно за час, закопался в нанесенные ветром пожухлые листья и принялся ждать. – Он немного помолчал. – Ждать пришлось долго, – продолжил он с невеселой полуулыбкой, – суеверия жителей Хартберна оказались сильнее их человеколюбия. Несколько раз я замечал далекие силуэты поисковых партий, но те так ни разу и не приблизились настолько, чтобы услышать мои отчаянные крики о помощи. Ветер уносил их в сторону леса... И утром этого дня я понял, что если сам не приложу хоть каких-то усилий – так и сгину в той промерзшей пещере, превратившись в один из ее печально известных призраков: тогда-то я поднялся и, с трудом переставляя ноги, поплелся в сторону дома... Это был долгий, мучительно бесконечный путь, и я уже предвкушал его окончание, когда неожиданный выстрел повалил меня лицом в снег. В тот момент, – выдохнул он, – я практически попрощался с собственной жизнью.

Говоривший стиснул руку своей супруги, вроде как вымаливая прощение за столь огорчительные для нее мысли, его сын в это время поинтересовался:

– Значит, вы так и не встретились с Джеффри Пирсом?

– Боюсь, что нет, – отозвался его отец. – Когда я дополз до Пещер, его там уже не было...

– Если он вообще когда-либо там был, – впервые подал голос констебль Саймон, и мистер Чендлер нахмурил брови:

– Что вы хотите этим сказать?

– Мне думается, – ответил тот, – подрезанная подпруга свидетельствует лишь об одном: ваш недоброжелатель и не собирался являться на намеченное свидание – он полагал, должно быть, что при падении вы свернете себе шею, и дело с концом. Кроме того, – констебль выдержал драматическую паузу, наслаждаясь всеобщим к себе вниманием, – сделать это он мог только на конюшне, заранее зная, которую из лошадей вы выберете для намеченной охотничьей прогулки. – И спросил: – Персефона – ваша единственная лошадь?

Чендлер отрицательно мотнул головой.

– Еще есть Буцефал, – произнес он полным неуверенности голосом. – И я только в последний момент решил оставить его в стойле: конюх сказал, что у жеребца желудочные колики... – И замолчал, осознавая значение всего этого. – Боже, боже мой, – произнес он через мгновение, – вы же не хотите сказать, что этот человек был на моей конюшне и...

– И не только на конюшне, – многозначительным тоном протянул констебль Саймон.

И так как продолжать он не стал, то Чендлер поглядел на жену и сына вопрошающим взглядом – те отводили глаза, и это встревожило его еще больше.

– О чем вы умалчиваете? – осведомился он. – Анна?

И та, с трудом разлепив неподатливые губы, произнесла:

– В доме произошло убийство. Мисс Ховард... нанятая мною гувернантка, убита этой ночью.

– Задушена, – дополнил картину констебль.

– В комнате миссис Чендлер, – вставил свое его сын.

Лицо мужчины утратило всякие краски, даже сердце как будто бы перестало биться.

– Но как? – воскликнул он, абсолютно шокированный. – В этом нет никакого смысла...

И тогда мистер Баррет сказал:

– Мы полагаем, гувернантка умерла по ошибке – жертвой должна была стать ваша супруга.

Это лишь еще больше взволновало и без того взвинченные нервы мистера Чендлера:

– Но даже в этом случае, – он снова стиснул руку своей жены, – в случившемся нет никакого смысла. Зачем Пирсу... уб... желать зла Анне? Я полагал, он нашел меня ради вымогательства... Хотел вытрясти из меня побольше денег. Мертвые ни я, а уж тем более Анна, ничего не могли бы ему дать! Я ничего не понимаю. – И снова затряс головой: – Мертвая гувернантка... боже, боже мой, это просто немыслимо! Не могу в это поверить.

Констебль Саймон выступил вперед:

– А саму месть, как таковую, вы разве не допускаете? – спросил он. – Сейчас все указывает именно на это.

– Нет, нет, – Чендлер затряс головой, абсолютно не способный допустить даже мысль о чем-то подобном, – на Пирса это совсем не похоже. Он бы не поступился деньгами... Никогда. Вы просто его не знаете...

– А знаем ли мы вообще кого-нибудь в достаточной степени, – философски заметил констебль Саймон и глянул на Эдмунда Чендлера с двумя лихорадочно алеющими пятнами на щеках.

– Отец, – воскликнул тот, не в силах больше сдерживаться, – есть еще кое-что, о чем вам следует нам рассказать...

Миссис Чендлер шумно выдохнула, и ее супруг посмотрел на обоих пристальным взглядом.

– Что-то помимо прочего? – протянул он почти опасливо, и его сын сверкнул глазами:

– Это касается моей матери, – выпалил он на едином дыхании. – Матери, которую мы якобы похоронили два года назад... – Он замолчал, тяжело дыша и не отводя от отца осуждающего взгляда. – Матери, которая... – мистер Чендлер прикрыл лицо ладонью, – все это время была жива и теперь... лежит мертвая в комнате наверху.

Ладонь мужчины соскользнула вниз, явив взглядом присутствующих его перекошенное от ужаса лицо.

– Я не понимаю...

Констебль Саймон хмыкнул в кулак.

– Убитая гувернантка, насколько мы понимаем, и есть ваша бывшая супруга, – решил просветить он мистера Чендлера. – Это открылось только после ее смерти... второй смерти, судя по словам этого юноши.

Издевка в словах констебля не ускользнула от чуткого уха хозяина дома, и тот вскинулся, гневно воскликнув:

– Кто вы такой, чтобы судить меня... мистер Саймон? – Тот молча пожал плечами. – Да, я лгал, – при этих словах Чендлер смело посмотрел в глаза своего сына, – уверил вас в смерти собственной матери, увез в другую страну... подарил новую, благовоспитанную семью и лучшую мать, – теперь он с новой силой сжал руку своей потупившей взор супруги. – Анна, посмотри на меня, – взмолился он с чувством, – пожалуйста, не думай то, чего нет: мой обман не был злонамеренным, как вы, полагаю, представляете. Это не я, это Кэтрин предала мое доверие, связавшись с другим мужчиной и изменив данным ею же клятвам. – Чендлер болезненно зашипел, непроизвольно дернув раненой ногой. – Я тоже не был идеальным мужем, признаю это со всею ответственностью: я постоянно отсутствовал, мотался от одного прииска к другому, бывая дома наскоками, едва ли больше одного-двух раз за год, но я никогда не изменял вашей матери. Никогда! – он снова посмотрел на своего сына. И добавил: – Мы разведены, Анна, – теперь он обращался к своей супруге, – и именно поэтому я предпочитал замалчивать этот факт, сообщая всем о смерти своей бывшей жены. Быть вдовцом намного приличнее, да и ущемленная гордость страдает от этого меньше. Вот и вся правда, которую вы хотели знать!