разгаре и мы можем пропустить самое интересное…

* * *

Уже почти в дверях, я его остановил:

— Яков Александрович! Вы случайно не поддерживаете связь с бывшими офицерами бывшего гвардейского Семёновского полка, проживающими ныне в Ленинграде?

— Ни «случайно», ни намеренно — нет, не поддерживаю, — но голос его чуть заметно дрогнул, — если Вам это неизвестно, Серафим Фёдорович — я служил в Лейб-гвардии Финляндском полку, а не в Семёновском.

— Тогда извиняюсь…

Ничего! Главное его к нам в Ульяновск перетащить, а там мы ещё поговорим.

* * *

Действительно, страсти на аукционе кипели нешуточные!

Цена лота дошла до 5 тысяч рублей — упомрачительная по тем временам сумма для картины, тем более для начинающего художника.

Правда, тссс!

Уточню по секрету: оба азартно «бодавшихся» за право обладания ею нэпмана — мои подставные лица.

Буквально спустя несколько минут после моего возвращения в зал, вышла некоторая заминка и затем — никем не ожидаемый финал всего этого «представления».

К любезнейшей с красными командирами автору и пока ещё владелице картины — Елизавете Молчановой, подошла управляющая этим акционерным заведением — её мама Надежда Павловна и, что-то шепнула ей на ушко. Та, извинившись и оставив красных командиров скучать в сугубо мужской и недружной компании, пробралась через расступившуюся толпу к профессиональному аукционисту с молотком и что-то ему вполголоса сказала. Переспросив и получив подтверждение, тот ударив молоточкам — издавшим «небесный звук», объявил:

— По требованию владельца, лот — картина «МАРС — НАШ!!!», снимается с торгов, с удержанием с него пятнадцати процентов комиссионного сбора. Аукцион объявляется закрытым.

Толпа, единым выдохом ахнула…

Засунул под мышку «орудие труда», аукционист с двумя своими помощниками направился на выход, при полном молчании стопроцентно «остекленевшего» зала.

Елизавета, встав у картины и сверкнув — как бриллиантом чистейшей воды, ослепительной улыбкой, подняла руку:

— Товарищи! Средств от продажи благотворительных билетов на аукцион — оказалось столько, что их вполне достаточно для ремонта «Стойла Пегаса» и на уплату комиссионного сбора.

Слегка кивнув, что можно принять за общий поклон присутствующим, она:

— Благодарю за помощь, друзья!

Сделав театрально-эффективную паузу, Лиза повернулась в сторону военных:

— Свою картину «МАРС — НАШ!!!», я безвозмездно дарю Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА им. Коминтерна «Выстрел».

Краскомы, недоумённо-восторженно поглядывают друг на друга — видно не совсем доверяя своим ушам.

— Николай Владимирович! Подойдите сюда.

Брат, в недалёком будущем всемогущего Валерьяна Куйбышева, ныне занимающий должность Начальника курсов «Выстрел», с готовностью ей подчинился и как собачонка на задних лапках прибежал к картине. Когда, он подошёл, Елизавета погрозив пальчиком:

— Вручаю Вам эту картину, но с одним непременным условием: где она будет висеть — буду решать я. Принимаете его?

Конечно же, картина будет висеть не у него в кабинете, а на самом видном месте — чтоб каждый курсант Школы, мог её по несколько раз в день видеть.

Понятно для чего, да?

Если мы с вами, по несколько раз видим картинку какой-нибудь красотка в бикини — мы непроизвольно будем хотеть «обладать» таковой ж, чтоб ей… Чтоб с ней приятно провести время, а возможно даже предложить руку и сердце.

Уверен, такая же шняга произойдёт и с стрелковым оружием для РККА: главное — сломать некоторые стереотипы об нём в головах у будущих стратегов.

Тот, аж подскочив от готовности угодить юной художнице и, видимо в голове — строящий очень «далёкие планы» насчёт неё, расплылся в донельзя глупой улыбке:

— Конечно, принимаю, товарищ Молчанова!

«Лошара конкретный, — мысленно усмехаюсь, — она теперь будет тобой вертеть — как Мальвина тем блохастым пуделем».

Видать, у него в зобу дыханье сперло и задыхаясь:

— От лица руководства Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА имени Коминтерна «Выстрел»…

Бла, бла, бла!

Короче, Вернисаж закончился тем, чем и начался — митингом и громкими речами, произносимыми далеко не по существу. Надоело хуже горькой редьки, но пока без этого никак нельзя.

В конце концов, румыны в насквозь мокрых от пота вышиванках, как сумели — три раза пропиликали-протрубили «Интернационал» и, все разошлись довольные собой и проведённым временем…

* * *

Елизавета, вновь предстала пред мои очи где-то через неделю после Вернисажа и, после взаимных приветствий с обнимашками и поцелуйчиками и, ставшего уже традиционным «всевдотраха», отдохнув-выспавшись — довольно-бодрым тоном отрапортовала мне:

— Наиболее близко подтащить меня к койке удалось… Отгадай с трёх раз…?

Дразню её:

— Тому армянину. Как, его хоть там?

Возмущённо пищит, хотя и несомненно догадывается что я «включил тупого»:

— А вот и неправда! Григорий Давидович — очень культурный, воспитанный и порядочный человек. И отличный семьянин! Мы с ним подружились и без всяких ухаживаний за мной с его стороны — как за женщиной и, он обещал мне напечатать в журналах «Выстрел» и «Военный вестник» — Анисимова и Взнуздаева и твой «Марс — наш». А также через Наркомпрос поспособствовать введению уроков начальной военной подготовки в школах второй ступени.

Как я уже говорил, Григорий Давидович Хаханьян — крупный военный теоретик, редактор военных журналов и, со следующего года — Начальник Курсов усовершенствования командного состава «Выстрел».

Очень полезное знакомство.

Молодец, моя Лиза, хорошо потрудилась!

Продолжаю её троллить:

— Тогда сдаюсь. Кто ж этот несчастливчик?

— Тухачевский… Вот это — настоящая свинья и бесцеремонный хам, хоть и выглядит красавчиком со светскими манерами. Буквально вчера — женат в четвёртый раз и, уже успел пообещать мне вновь развестись. Бедная женщина… Какой бесподобный подонок! Но…

Она, звонко рассмеялась:

— … Расстались друзьями!

— Это то понятно. А что ты ещё у сего стратега нашла — кроме того, что он — свинья, хам и подонок?

Достав из сравнительно небольшой дамской сумочки целый ворох исписанных листков:

— Ты был прав: удивительная со стороны столь высокопоставленного командира халатность в хранении секретной документации. Я даже примерно знаю — за что его когда-нибудь расстреляют.

«А я вот — ещё не знаю, моя девочка! Я перебираю возможные варианты…».

Раскладывая на столе перед собой принесённую «добычу», пожимаю плечами:

— А что ты хотела от вчерашнего подпоручика?

Задумываюсь…

С Тухачевским, в зависимости от его «поведения» — возможны две линии развития событий. Ну, что ж…

Всё, просто отлично складывается!

Интересуюсь:

— Как остальные товарищи красные командиры? Не соскочил ли кто из них «с крючка»?

Слегка пренебрежительно:

— Кроме Григория Давидовича, конечно, все они как один — обещали ждать, когда я подрасту.