— Я еще не выяснил. Но не исключаю.

— Ладно, сделаю завтра пару звонков. Посмотрим, насколько жидко ли твой Егоров срется.

Саша обнимает меня руками и с АСМР-придыханием шепчет мне в ухо:

— Поздравляю, Люци. Деду ты понравился.

— Саня, а у тебя как настроение, кстати? — не унимается старик.

— Хорошее.

— Вижу, что хорошее. И у папаши твоего хорошее. Перед вашим приездом с ним разговарил. Как щенок радуется, что ты домой скоро прилетишь.

Саша застывает, и я вместе с ней. О чем это он?

— А что, — старик переводит взгляд на меня. — Ты еще Кириллу своему не сказала, что через две недели в Штаты свои ту-ту?‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Саша

После того, как ужин подходит к концу, и Макс с Кириллом выходят во двор, очевидно, для того, чтобы померяться тачками, я улучаю момент и оттаскиваю деда в сторону. Он задолжал мне объяснений.

— Дедуля, — начинаю ласково. — а ты что это такое за столом устроил? Что за привычка у тебя в мои дела вмешиваться?

— Дела? — презрительно фыркает дед. — Кто бы мог подумать, что в нашем семействе когда-нибудь такая деловая персона объявится. Как только время в своем плотном графике нашла, чтобы нас вниманием своим почтить.

— Не придирайся к словам, дедуленька. И что за намеки наа безделье? Я, между прочим, на каникулах.

— Да я-то знаю, что ты на каникулах, а вот мамонт твой, судя по тому как бивни на стол уронил, ни хера не знал.

В голосе деда мне чудится обвинение, что машинально заставляет меня занять оборонительную позу. То есть скрестить на груди руки.

— Так ты захотел стать ньюсмейкером? Я сама собиралась ему сказать, между прочим.

— И когда же интересно? — щурится дед. — Когда чемодан спустить с этажа нужно было и в аэропорт твой королевский зад подкинуть?

— Дед, ты за кого вообще? Что за наезды?

— Я за то, чтобы доллар пятьдесят копеек стоил, Саня. Нечего мне тут пар из ноздрей пускать. Пальцы сосешь как взрослая, а прописной истины не знаешь: мы ответственны за тех, кого приручили. Мамонт твой в баню с нами поперся и пироги с каменным лицом трескал, пока предыдущий из глотки торчал. Для чего это все, знаешь?

Мне не нравится в какое русло течет разговор, поэтому я хмурюсь.

— Я его особо и не заставляла.

— Правильно, не заставляла. Ты у нас, лиса хитрожопая, по другому действуешь. Хвостом машешь, об ноги трешься, где надо — зубы покажешь, где удобно — глаза жалобные состроишь. И пошел за тобой мамонт в леса как привязанный. Ему же невдомек, что лиса скоро съебется белок и орешки трескать, и оставит его, идиота мохнатого, одного стоять. Вот так они и сдохли много веков назад. Из-за доверчивости.

— Дед, мне Кирилл очень нравится, и сейчас ты ко мне несправедлив. Я, по твоему мнению, исчадие ада?

— Баба ты, Саня, причем легкомысленная. Легко жилось за папашиной пазухой. Думаешь, не знаю я, как ты им вертишь? И Максимом вертишь и мной пытаешься. Этот Кирилл твой явно рыпался до последнего, да и то не сдюжил. Нельзя так с людьми, Саша, — дед смотрит поверх моего плеча и меняет тон на менее обличительный: — Ладно, топай. Мамонт твой погрустневший тебя заждался.

Попрощавшись с дедом, я иду к машине, возле которой стоил Кирилл. И ничего он не погрустнел. Хмурые брови — это его перманентное состояние. И я правда собиралась все ему рассказать на днях. Просто не знала как, да и сама запуталась. Обрывать наши отношения я не хочу, но и как совместить их с жизнью в Нью-Йорке пока не придумала. Для себя я решила, что прилечу домой и там буду на месте все придумаю.

— Прости, что так долго, — я обнимаю Кирилла за талию и заглядываю ему в глаза. Может быть, тут дед намного прав — сейчас я намеренно пытаюсь быть умилительной, чтобы он не злился.

— Нормально все, — негромко произносит он. — Садись машину.

Мои многочисленные попытки поговорить на отвлеченные темы и даже откровенный намек на минет не приносят никаких результатов. Кирилл отвечает односложно и ни разу не отрывает взгляд от дороги. То есть легко съехать явно не выйдет. Тогда нет смысла откладывать разговор.

— Я с трехлетнего возраста каждый год приезжаю к деду на каникулы, и у меня всегда куплен билет в обратную сторону, — смотрю на Кирилла. — Я собиралась тебе сказать.

Он никак не реагирует на мои слова, лишь перемещает пальцы на руле.

— Заводить отношения никогда не входило в мои планы, и это впервые когда такое случилось. Я немного растерялась. В Нью-Йорке у меня вся жизнь. Съемки в агентстве, друзья, квартира, машина, родители, братишки и любимая сестра. Ее Маша зовут, и она мне каждый день пишет как скучает.

И все равно молчит. Упертый мамонт.

— Я не говорю, что на этом у нас все с тобой должно закончиться. Мне просто нужно время разобраться как быть в спокойной обстановке. Тебя я не могу просить переехать — у тебя бизнес… дело твоего брата и все такое. Макс, конечно, переехал ради Ники, но его здесь ждало кресло в папином филиале, а еще он первопроходец. Для папы станет ударом, если любимая дочь вслед за старшим сыном ему объявит, что в Москве жить остается.

Когда я произношу все это вслух, мне самой становится так грустно, что начинает чесаться носу. Хочется попросить Кирилла остановится, ткнутся в его вкусно пахнущую подмышку и всплакнуть. Как я буду без моего Люци? Почему он не мог встретиться мне дома, ну или по крайней мере в Лос-Анджелесе?

— У тебя теперь есть свое место на подземной парковке, — торжественно объявляю, когда автомобиль Кирилла въезжает ко мне во двор. — Так что голубиный помет на крыше тебе больше не страшен.

Новость оваций не срывает, что тоже обидно: я между прочим двое суток потратила, чтобы его выбить и предвкушала радость Кирилла. Он останавливается возле моего подъезда, но машину не глушит.

— Так, что, ты не хочешь посмотреть свое новое место? — смотрю на него с недоумением.

— Нет, — он тоже на меня смотрит, но как-то по другому: закрыто и отстраненно. — Я еду домой.

— Я думала, что ты хотел у меня остаться. Собиралась поблагодарить тебя за то, что поехал со мной к деду.