Маша начинает хитро улыбаться.

— Готовит сюрприз к твоему приезду.

— Какой?

— Не скажу. Сама увидишь.

— Мне понравится?

— Еще как. Макс бы за такой удавился, так что ты точно будешь в восторге.

Я представляю, как обниму маму с папой, потискаю Никиту и Алекса, и на душе становится веселее. Крепкая семья — это большая сила и большая привязанность, особенно, когда ты еще и любимая папина дочка.

— Ладно, Машан. Пойду я в ванной валятся. Меньше чем через пару недель увидимся, так что предупреди своего Роба, чтобы готовился. Я конечно не Макс, но годную проверку организовать смогу.

— Спросишь «Как он докатился до жизни такой»? — пряча улыбку, щурится Маша.

— Не спойлери мне тут, — по-дедовски огрызаюсь я. — Все, пока, юмористка.

Изображение сестринской мордашки исчезает, а я все равно смотрю в потухший экран, не понимая, почему после этого оптимистичного разговора у меня так щиплет в носу. Интересно, есть в медицине понятие постменструального синдрома? Это бы многое объяснило.

Я убираю телефон в карман, а потом снова его достаю и тычу в значок мессенджера.

«Я по тебе соскучилась, Люци. А ты по мне?» — мое последнее сообщение. Статус «Доставлено». Может быть, Кирилл потерял телефон? Это бы тоже многое объяснило. Например, почему он до сих пор не звонит, когда мне так плохо без него, а до моего отъезда осталось всего двенадцать дней. Чем больше часов проходит с момента нашего расставания, тем более сбитой с толку я себя ощущаю. Раньше мысль о том, чтобы вернуться домой была для меня абсолютно естественной, как например, проснувшись, почистить зубы, или в ресторане заказать как минимум четыре блюда. А сейчас передо мной словно поставили ультиматум: если продолжишь и дальше есть все, что душе угодно и в тех же количествах — станешь жирной как Мэрайя Кэрри. Хочешь по-прежнему оставаться зажигательной красоткой Сашей Леджер — садись на диету. Ну и что мне выбрать? Я хочу и то и то. В смысле не стать Мэрайей и при этом не отказывать себе в десертах.

Еще и дедовские слова как назойливое сверло вкручиваются мне в мозг. Те, что про мамонта, которого я оставила погибать в лесу. Я ведь совсем не планировала кому-то делать больно — все само собой вышло из-под контроля. Кирилл- то был не в моем вкусе, и я представить не могла, что у нас все получится... так. Что я начну по нему скучать, ревновать, и специально забывать в его квартире вещи, чтобы при взгляде на них он думал обо мне. Пытаюсь вспомнить, проявляла ли я такую изобретательность с Тедом и понимаю, что нет. С ним все было по-другому. Я его не ревновала даже когда поклонницы висели на нем как облепиха на дедовских кустах, и отказалась к нему переехать, сославшись на то, что мне будет неудобно ездить к родителям, и я не смогу помогать маме с Алексом. Я закрываю глаза, пытаясь представить свой переезд в Москву, но отчего-то картинка не складывается. Может, потому что я не представляю себя в шубе?

Час полежав в ванне, я возвращаюсь в гостиную и снимаю телефон с зарядки. Меня ждет разочарование. На экране ни пропущенных звонков ни сообщений. И что, все? Вот так у нас все кончится? Не будет никаких обещаний ждать, совместного поиска решения, ну или хотя бы грозного рыка «Я тебя никуда не отпущу, поняла»? Я бы все равно улетела, но так о будущем думалось легче.

Мое правило номер три в очередной раз идет к черту, потому что пальцы сами набирают еще одно сообщение, которому, возможно, тоже суждено останется без ответа:

«Прости, что не сказала раньше. Мне без тебя очень плохо».

Не дав себе шанса подумать, я его отправляю. Поддерживать амплуа стервы нет ни сил, ни настроения. Не ответит, ну и ладно. Просто пусть знает.

Ответа не приходит минуту, две, и через три его тоже не приходит. На четвертую выясняется, что я, оказывается, на него сильно надеялась, потому что в носу начинает щипать. Подобрав колени, я обнимаю себя руками и смотрю в стену. Я правда собираюсь плакать?

Звонок в дверь заставляет сердце дернуться от неожиданности. Черт, вот так и подыхают бедные трусливые зайцы. Дав себе обещание не ждать, что за дверью стоит он, я топаю в прихожую. Хорошо, что я все же не заяц, в противном случае, валялась бы остывающим меховым комком на полу. На пороге стоит Кирилл: в костюме, но без галстука, волосы немного растрепаны. Лицо… нет, не злое, не угрожающее. Уставшее.

— Пустишь? — произносит вместо приветствия.

Я отступаю еще до того, как успеваю кивнуть. Он проходит в прихожую, снимает обувь и застыв, смотрит на меня. А я смотрю на него, ощущая как мне снова хочется плакать. Заплакать мне тоже не удается, потому что молча шагает ко мне, прижимает к стене и целует.

Саша

Это официально: подразделение элитных стерв только что с позором исключили меня из своих рядов с диагнозом «плаксивая тряпка». Потому что у меня трясутся руки, а еще я по-мышиному попискиваю от распирающих чувств, пока тискаю шею Кирилла и целую его в ответ. Сейчас бы пригодилось это его «сс-сс-сс», чтобы разрядить остановку между нами, но он как назло все делает молча: сдирает с меня махровый халат, отпинывая его ногой, сжимает ладонями зад, отрывает от пола и несет в спальню. За время визитов он и впрямь хорошо изучил мою квартиру, потому что путь прокладывает с закрытыми глазами и при этом ни разу не задев стены.

С его одеждой мне приходится возиться куда дольше: расстегивать пуговицы на рубашке, стаскивать ее, снимать с Кирилла брюки. Раньше, когда он заезжал ко мне в обед, мы часто экспресс-вариант секса практиковали — оба оставались в костюмах: я в костюме Евы, а он — в наглухо застегнутом Армани. Сейчас же такое кажется неподходящим. Непременно хочется видеть Кирилла раздетым, чтобы можно было понюхать его, гладить кожу, тыкаться в него носом, а потом лежать рядом, прижавшись друг к другу. Черт, да что со мной такое?

Мы падаем на кровать как две слипшиеся палочки Твикс: Кирилл рывком заталкивает в меня член, ладонью накрывает мою голову, когда от его жадных фрикций она начинает ударяться в изголовье кровати , при этом не прекращает целовать. Трехдневный перерыв в сексе делает свое дело — к финишу я несусь как белка на электро-самокате: сжимаю стальную задницу Кирилла ногами и готовлюсь пошло стонать.

И посреди всего этого телесного безобразие в голову словно стрела вонзается мысль: а что если мы делаем это в последний раз? Что если Кирилл скажет, что это дурацкий люциферский способ сказать мне «прощай»?

— Ты же не уйдешь? — хриплю я, впиваясь ему в плечи.

Кирилл заглядывает мне в глаза и, также не произнеся ни слова, мотает головой. Не уйдет. Ох, черт, только бы не начать реветь. Сделать это во время оргазма — полнейший антисекс. Пусть из почетных стерв меня и разжаловали, но и слезливой кончитой я становиться не спешу.

По бешеной пульсации в себе и тому, как Кирилл сжимает ртом мою губу, я узнаю, что он финишировал в заезде вторым. Я лидирую с тридцатисекундным отрывом. Выдергивает из меня член, и, закрыв глаза, продолжает заливать собой мои живот и бедра. Я в этот момент почему-то начинаю дрожать.