своих губ и ненадолго прижимает их к моим.

А потом, уже не в первый раз с тех пор, как я его встретила, этот придурок отстраняется от меня и уходит.

29

Гораздо легче простить людей за то,

что они не правы, чем за правоту.

Джоан Роулинг

МИНКА РЕЙНОЛЬДС

— Побей меня, — говорит Джекс, его голос хриплый от всех его приглушенных стонов и стенаний.

Около часа назад он согласился заткнуться, если я вытащу нектарин у него изо рта. Он сдержал свое слово, и с тех пор мы играем в блэкджек. Конечно, его руки и ноги все еще связаны сверхпрочной веревкой Николайо, что делает игру… интересной.

Это означает, что я могу видеть все его карты, пока я управляюсь с ними от его имени и сдаю карты нам обоим. Чтобы уравнять преимущество, мне следовало бы играть обеими картами вверх, а не одной, но я никогда не была сторонником честной борьбы.

Мои губы изгибаются вверх, когда я сдаю еще одну карту Джексу. Это провал, что заставляет его застонать. Я слегка откидываюсь на спинку кресла, испытывая отвращение к радиусу его одуряющего дыхания. Я мысленно напоминаю Николайо, чтобы он взял зубную щетку для Джекса.

Позади меня звонит планшет, означая звонок от Мины.

Глаза Джекса расширяются, и он умоляет:

— Нет, нет, нет, н… — пока я запихиваю нектарин обратно ему в рот.

Я помогаю ему встать со стула и опуститься на пол в отведенном ему углу. Где-то в течение последней недели после того, как Николайо пригласил меня на свадьбу Люси в качестве своей пары, я настояла на том, чтобы он постелил простыни для Джекса, и по какой-то причине он согласился со мной.

Теперь для Джекса там стоит импровизированная кровать. Я укладываю его на нее, поворачиваю лицом к стене, чтобы он мог уединиться, и спешу обратно к планшету. Нажав на ярко-зеленую кнопку, я принимаю вызов и радостно улыбаюсь, как только вижу красивое лицо Мины.

— Привет, Минка!

— Привет, красотка. — Я смотрю на часы. — Разве ты не должна быть на занятиях?

— Это была половина дня, — пренебрежительно отвечает она. — Угадай, что! — Она заметно подпрыгивает на своем месте, не в силах сдержать волнение.

Я вспоминаю, когда в последний раз она была так взволнована, и думаю:

— Это был день лазаньи в кафетерии?

— Нет.

— Жареный цыпленок?

— Нет, в школе больше не едят жареного.

— Точно. Я забыла… Там была драка за еду?

Она хмурится и вздыхает.

— Нет… Почему все твои догадки связаны с едой?

— Я голодна.

— Тогда поешь!

Я краснею, вспоминая, что произошло вчера на кухне. С тех пор Николайо так и не вернулся, и я не знаю, волноваться мне или злиться. В любом случае я не могу заставить себя выйти на кухню — слишком свежи воспоминания. Но я умираю от голода, и рано или поздно мне нужно поесть.

Когда я встаю, чтобы поесть, Мина кричит:

— Но не сейчас! Угадай, что!

Я сажусь обратно.

— Пицца с курицей барбекю…

— Я буду играть Джульетту в школьном спектакле!

Я скрежещу зубами, чтобы челюсть не упала от шока. Я не разочарована. Я понимаю, что люди могут быть жестокими, когда речь идет о детях в инвалидных колясках. Даже театральные учителя. И поэтому я знаю, что такая возможность выпадает раз в жизни, учитывая состояние Мины.

— Это… это потрясающе, Мина, — говорю я и говорю серьезно.

Но внутри у меня колотится сердце, а в голове проносится миллион возможных сценариев, которые позволят мне посетить ее спектакль, не подвергая ее опасности, и все они менее вероятны, чем предыдущий. Десять минут назад я не возражала против того, чтобы спрятаться в безопасном месте. Более того, я была благодарна за то, что оказалась в такой ситуации.

Когда я росла без гроша в кармане, я каждую секунду каждого дня думала о том, будет ли у меня место для сна, еда, чтобы поесть, и вода, чтобы попить и помыться. Это означало, что на завтрак и на ужин мне приходилось довольствоваться одной ложечкой арахисового масла из магазина "Доллар", чтобы Мина могла нормально и сбалансированно поесть.

Быстро приготовленный рамен был роскошью, которую я редко могла себе позволить, и лучшей едой в день были бесплатные школьные обеды, на которые я более чем имела право. Если в кухонных шкафах была еда, я съедала ее всю, даже если она была просроченной, хотя такое случалось редко, потому что у меня редко было достаточно еды, чтобы срок годности истек.

А сейчас?

Если кладовая в убежище не полностью заполнена, один из охранников заходит за продуктами для нас с Николайо или привозит еду из ресторанов, которую я никогда не смогла бы позволить себе самостоятельно. Черт возьми, я уже несколько недель даже не вспоминаю о счетах.

А душ? Мне приходится заставлять себя сокращать его не потому, что я слишком разорена, чтобы оплачивать счет за воду, а потому, что я забочусь об окружающей среде.

Но я готова отказаться от всего этого, чтобы пойти на спектакль Мины.

Я ни за что не пропущу это событие.

Неважно, что мне придется сделать, чтобы попасть туда.

— Ты можешь прийти? — спрашивает меня Мина. — Через три субботы! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Я быстро подсчитываю. К тому времени я буду жить с Николайо уже почти два месяца. К этому времени должен быть какой-то прогресс.

— Конечно, я сделаю это, — обещаю я.

Мина визжит от восторга и быстро прощается со мной, когда один из ее друзей из приюта выкрикивает ее имя на заднем плане. После того как я вешаю трубку, у меня в животе образуется большая яма. Я ни за что не пропущу спектакль Мины, но я должна учитывать риски безопасности, связанные с его посещением.

— Ты не выйдешь, — говорит Николайо у меня за спиной.

Я подпрыгиваю от неожиданности. Я даже не слышала, как он вошел, хотя это меня не удивляет, ведь он двигается как чертов призрак. Вчера я также не слышала, как он вошел, что привело к тому, что не следует называть. Что меня удивляет, так это то, что я не видела его с тех пор, как он увидел, что я кончила вчера, и вскоре ушел, а теперь, когда он здесь, он даже не задумывается о том, что произошло. Я оглядываю его с ног до головы. На нем другой наряд, что говорит о том, что он пошел куда-то переодеться.

Несмотря на свое любопытство, я не