— Не подходите к ней! — полушепотом сказала Катя.

Она вылезла из шкафа и тянула Марину за локоть. Марина высвободила руку, не обращая внимания на увещевания, пошла к дочери.

Очередной клок волос спланировал на подушку.

— Анечка… Милая, остановись… ты причинишь себе вред…

Черные глаза прожигали лазером.

— Я… Анна…

Дочь прыгнула и сбила Марину с ног. Казалось, она весит тонну. Парализованная ужасом, Марина почувствовала стальные пальцы на своем горле. Аня замахнулась ножом, чтобы перерезать матери глотку, но Катя подскочила и перехватила запястье, рывком скинула девочку на пол. Марина опомнилась, кинулась к дочери и навалилась всем телом. Нож улетел под комод. Аня шипела и плевалась, царапала ногтями паркет. От кожи исходил жар, словно Марина обнимала тлеющую головешку. Зрачки дочери закатились, она больше не пыталась нападать.

— У нее конвульсии! — вскрикнула Марина.

Где-то над головой — из зеркала, конечно из зеркала, — мрак напевал загробную песнь, колыбельную сырой земли.

Жизнь дочери вытекала сквозь пальцы как песок.

* * *

— …Вы меня слышите?

Марина уставилась на фельдшера. Никак не удавалось понять, чего от нее хотят. Карета скорой мчала, оглашая безлюдные улицы воем. Аня, зафиксированная ремнями на носилках, продолжала судорожно брыкаться. Перекошенный рот истекал слюной.

Молодой фельдшер впихнул меж Аниными челюстями расширитель. Повернул ей голову набок, обеспечивая доступ кислорода.

— Мама, очнитесь!

— Да… да, я здесь.

— У девочки эпилепсия?

— Нет. Никакой эпилепсии.

— Сядьте! Не мешайте!

Машина проскочила на красный свет. Сирена сводила с ума.

— Литическую смесь! Быстро! Держите ее!

Санитар заслонил собой Аню. Та надрывно кашляла.

— Задыхается! Интубацию, скорее!

Марина вцепилась пальцами в волосы и принялась молиться.

Антон подумал, что в десятке метров от места, где он сейчас стоит, паренька по имени Матвей превратили в горсть пепла. Остатки горения трупа: белые пористые части костей, легко рассыпающиеся при трении. Близость крематория навевала зловещие мысли.

Смирнов почти бежал к серому больничному корпусу, и Антон, совладав с собой, побежал следом.

До микрорайона они так и не доехали. Катин звонок застал на полпути. Но за минуту до вибрации мобильника Антон почувствовал это, понял, что с дочерью случилась беда.

В фойе практически не было посетителей. Город вымер к чертовой матери: люди прятались в квартирах, забаррикадировались ненадежным своим уютом, а ураган конвоировал вереницу облаков и носил по пустым дворам мусор. Испуганно скулили бродячие псы у помойки. Кренились столбы.

Марина вскочила с кресла. Она была бледна и едва стояла на ногах.

— Как Аня? — спросил Антон, обнимая бывшую жену.

— Я не знаю, — всхлипнула Марина. — К ней не пускают. Ничего конкретного не говорят.

— Что произошло?

— Похоже, она напала на Катю. У нее был нож… Тоша, нож! И она отрезала свои волосы.

— Черт. — Смирнов ударил кулаком в стену.

— Ее глаза… как будто черные линзы… и голос чужой.

— Что она говорила?

— Назвала свое имя.

— Анна, да? — Смирнов хмыкнул. — Тезка.

— Ты про что сейчас? — обернулся Антон.

— Демон проник в вашу девочку.

— Но мы же сделали все, как вы велели!

— Я не Господь Бог. Я не знаю всего.

— Хоть что-то ты знаешь? — Антон пригвоздил Экзорциста к месту обвиняющим взором.

— Я знаю, что ее нельзя было госпитализировать.

— Но у нее случился припадок… я испугалась…

— До твоих знаний, — окрысился Антон, — было намного лучше. Дочь, по крайней мере, не разговаривала чужими голосами.

Смирнов проглотил несправедливость.

— Конвульсии, пена, высокий сердечный ритм, цвет кожи, как при гипоксии. Все верно?

— Да, — растерялась Марина.

Тучи заволокли небосвод, и в фойе потемнело, будто окна зашторили.

— Ей больше не нужно кольцо, чтобы подключаться к вашей дочери. Так было изначально, но она напиталась энергией для нового рефрена.

— Что за новый рефрен? — спросил Антон. — Еще какая-то безделушка?

— Нет. Увы.

Смирнов посеменил по коридору. От перепадов напряжения больничные лампы моргали. Рюмины, переглянувшись, поспешили за Экзорцистом.

— Вы же не знаете, куда ее увезли.

— Знаю, я тут работал.

Пахло карболкой и дезинфектором. В темной коридорной кишке не было ни души.

«А в палатах? — задумался Антон. — А в кабинетах? Вдруг мы единственные во всей больнице — мы и тени, гнездящиеся по углам».

— Они приняли ее состояние за эпилептический припадок. Вкололи транквилизаторы.

Смирнов подергал ручку неприметной двери. Заперта.

— Помогите мне.

Он налег плечом. Антон, не зевая, подсобил. Выдвижные ригели проломили хрупкую преграду — и дверь распахнулась.

— Скорее, — скомандовал Смирнов.

Лампы погасли в конце коридора, погружая во тьму пройденный маршрут. Ветер неистовствовал снаружи. Троица очутилась в раздевалке для персонала. Смирнов деловито сорвал с вешалки пару хирургических костюмов.

— Надевайте. Аня — в отделении в западном крыле. Найдите ее. Нужно забрать девочку и доставить на технический этаж. Там старые операционные.

— И кто нам позволит выкрасть пациента?

— Посмотрите вокруг. Больница полупуста. Это ее влияние. Она изолирует свидетелей. Ломаются машины, лифты. Доктора сидят по туалетам с расстройством желудков или их срочно вызывают куда-нибудь. Жертва остается одна.

Марина, не смущаясь, стянула штаны.

— А ты? — Антон расстегнул рубашку.

— А я подготовлюсь.

— Что такое «новый рефрен»? — спросила Марина, перехватывая руку Смирнова.

Он ответил, сутулясь:

— Новый рефрен — это ваша дочь.

* * *

…Пластиковые бейджики мотались по синим футболкам. Рюмины шагали под трескучими лампами. Смирнов был прав. Пиковая Дама не подпускала к отделению посторонних. Пожилая санитарка драила полы у лифта, но в полутемном крыле им никто не встретился. Врачи и медсестры разбрелись, вычеркнув из памяти новоприбывшую пациентку.