— Ты же шутишь?

— Нет, блин, я купилась на твои подарки. — Первой входит в лифт и согнутым пальцем жмет на «четверку». Забавная привычка. — Антон, я многое узнала о тебе за эти пять сумасшедших дней, но еще до вчера мы с тобой друг друга терпеть не могли.

Двери за моей спиной задвигаются, и кабина тянется вверх, слегка качнувшись. Наступаю на Рину, опять ловя ее в свои объятия.

— Кто сказал, что я тебя терпеть не мог? — Заглядываю в ее распахнувшиеся глаза. Не ожидала, малышка. — Ты когда с Ринатом ушла, я чуть зал не разнес. Хотел за тобой поехать. Генрих не пустил. Сказал, прибить вас могу. Знаешь, почему? Ревность… Она, падла, штука опасная. Кольнет — и понеслось, что сам потом охренеешь, как накосячил.

— Наш этаж, — кивает она куда-то сквозь меня.

Пячусь из лифта, утягивая Рину за собой. Заулыбавшись, подходит к двери и, вставив ключ, поворачивает в замочной скважине.

Я плечом опираюсь о стену. Жду ответ.

— Я подумаю, — все-таки сдается, но тут же хмурится. — Странно. Дверь изнутри заперта. — Озадаченно глядит на меня. — У нас там еще один замок. Он только с той стороны закрывается.

— Значит, твоя мама дома. — Отлипаю от стены, взяв блондиночку за руку.

— Мама выйдет на работу, даже если на землю шарахнет астероид.

— Лев Громов пострашнее астероида. Пойдем.

— Нет! — противится она, вырвавшись из моих тисков. Я и не знал, какая в ней силища.

— Ты что, раньше поддавалась мне? — Изгибаю бровь, не веря, что Рина всегда сопротивлялась вполсилы.

— Так я тебе и рассказала. — Жмет кнопку звонка. — Я должна узнать, что с мамой. Я не могу бросить ее, Антон. Это моя мама.

Тяжко вздохнув, сую руки в карманы брюк. Понятия не имею, кем ей представлюсь. Главное — сделать это самому, пока Рина не назовет меня сводным братом. Не по себе от такой роли.

Замок щелкает, дверь отъезжает в сторону, и на пороге нас удивленно встречает по-утреннему растрепанная голубоглазая укротительница самого Льва Громова. С Риной почти не похожи. Та ловко взяла от обоих родителей лучшее, став взрывной смесью.

Потуже повязав пояс шелкового халата, мама переводит немой, растерянный взгляд с дочери на меня и обратно.

— Ты кого-то ждешь? — В коридоре собственной персоной появляется наш гордый вожак — Лев Громов. С мокрыми после душа, зализанными назад волосами, и в одном лишь повязанном на бедрах полотенце.

Да простят они мне мою язвительную натуру, но не могу удержаться. На автомате включив камеру на мобиле, делаю снимок и усмехаюсь:

— Хорошо получились.

Рина выпускает ключи из ослабшей от шока руки. Вероятно, она легче поверила бы, что Лев Громов свернул ее матери шею, а не разминал ее вполне стройное, лакомое тело всю ночь, наверстывая просранные десятилетия.

— Катя! — Та берет любимую дочку за руку и тянет в квартиру. — Я тебе сейчас все объясню.

Блондиночка вертит головой, ища во мне заступника. Сама хотела дверь открыть. Открыла. Ко мне теперь какие вопросы?

Грозно покосившись на меня, отец молча уходит в комнату. Сразу следовало это сделать, а не вгонять девчонку в краску своим дряблым брюшком.

— Это Антон? — спрашивает моя пока еще не состоявшаяся теща. Пытается разговорить дочь, а та как воды в рот набрала. Таращится на мать, будто впервые в жизни видит ее. — Елизавета Геннадьевна, — кивает мне без капли приветствия, но любезнее, чем ее дочь при нашей первой встрече. — Вы входите, Антон. — Подзывает меня к себе, слегка касается плеча и закрывает дверь. — Чаю? — ее губы дергаются в нервной улыбке.

— Вздрючить его надо, а не чаем поить!

Лев Евгеньевич в собственном репертуаре. Придерживается имиджа.

Выходит из комнаты в брюках и рубашке, застегивая на ходу запонки.

— Тебя уже практичные методы решения проблем не вштыривают, да? — фыркает мне, искры глазами метая. — Шоу устраиваешь и Катерину втягиваешь? Что за представление было с Инессой?

— Генрих уже доложил? — хмыкаю, скрипнув зубами. Я хоть и знаю, что этот терминатор частенько под отцовскую дудку пляшет, по старой памяти, но теплю надежду, что удастся его всего под себя прогнуть.

— Будильником. Сразу в мозг!

Рука сама тянется к Рине. Обвиваю ее талию, кладу ладонь на живот и, притянув к себе, носом зарываюсь в ее волосы. Дрожит, маленькая. Растерялась совсем.

Предки оба опускают взгляд на то, как она обеими руками впивается в мое предплечье. Мама взволнованно сглатывает, потерев шею. Папаша звереет.

— Попортил?!

— Фантазию не вспенивай, — цежу, приходя в бешенство. — И пафос свой для Ксюши прибереги.

— Мотай на ус, сынок: отутюжил — яйца через глотку выдеру.

— Лев, — не стесняясь строгости в голосе, вмешивается в наш диалог Елизавета Геннадьевна, — не забывайся, что вы тут не одни. Я попрошу не выражаться при мне и моей дочери.

Поцеловав Рину в макушку, уточняю:

— Она в курсе, что не только ваша дочь. Так что кончайте и вы свое представление, — отвешиваю короткий поклон головой Льву Евгеньевичу.

Елизавета Геннадьевна виновато опускает глаза и обнимает плечи. Лев Евгеньевич мысленно меня расчленяет.

— Вы не волнуйтесь, — оживает мой бесценный бриллиант, — я только паспорт возьму, и мы с Антоном уйдем. Можете продолжать…

— Какой еще паспорт? — Папаша столбом посреди коридора застывает. — Увезти ее собрался и дальше мозги пудрить? Шары от меня не отводи!

— Лев! — уже грознее включается Елизавета Геннадьевна.

— Никуда вы не поедете! — заявляет он. — Ты, — указывает на Рину и кивает на дверь комнаты, — под домашний арест. А ты, — продолжает воспитание на мне, — сначала докажи, что тебе она нужна, а не парочка горячих ночей!

— Начинается, — вздыхаю, крепче прижимая к себе Рину. — Мы уже не дети!

— Она — нет. Ты — да. Лицемер, эгоист и мерзавец. Сначала за кольцом гонялся, теперь короче дорожку к власти нашел. Хрен тебе! — Выкручивает мне фигу, сдергивает пиджак с вешалки и шагает на выход. — У тебя пять секунд на досвидульки, — шипит, проходя мимо нас. — Катерине скажи спасибо.

Обеими руками обнимаю свою девочку, склоняюсь и шепчу ей на ухо:

— Я вернусь, малыш.

Целую мочку, с трудом отлипаю