— Добрый день, Елизавета Геннадьевна! — уже хорошо знакомый мне голос лучится бодростью.

— Здравствуйте. Мы с вами знакомы?

— Возможно, вы меня не помните. Я и сам только сегодня понял, почему мне ваша фамилия знакома. Я Тимур Беркутов. Еще когда я был мальчишкой, вы работали у Громовых…

— Тимур! — оживает мама, впуская его в квартиру и закрывая дверь. — Конечно, я вас помню. Глазам не верю. Сколько лет прошло.

Пока мама радостно вспоминает, как Тимур после школы болтался у Громовых, расспрашивает про его брата и как у них обоих жизнь сложилась, я лихорадочно соображаю, что вообще принесло к нам майора. Ладони от ужаса потеют, и пальцы дрожат.

— Чаю, кофе? Пообедаете? — гостеприимно приглашает его мама к столу.

— Нет-нет, спасибо. Служба. На самом деле, я приехал поговорить с Екатериной.

Черт! Он знает, что я дома!

Отставив йогурт, набираю в грудь побольше воздуха и выхожу из комнаты. Майор с победным выражением лица, будто вытянул выигрышный билет, встречает меня довольной улыбкой.

— Мам, позвони, пожалуйста, Соньке. Если она не на смене, пусть придет. Поболтаем.

Сообразив, что тем самым я прошу маму оставить нас с Тимуром наедине, она уходит на кухню и закрывает дверь.

— Проходите. — Я указываю майору на гостиную. — Как же вас пропустили-то?

— Ваш КПП мне не страшен, — улыбается он, входя в гостиную и разглядывая простенький интерьер. — За что вас так охраной окружили?

— Я невеста Антона Громова. Это логично. У него много врагов и недоброжелателей. — Я сажусь на диван и расслабленно кладу ногу на ногу. Нельзя показывать майору свое волнение. Спалюсь. — А вы с лекцией о последствиях за ложные вызовы?

— Вот когда сделаете ложный вызов, тогда и проведу лекцию, — подмигивает майор и переключается на разглядывание маминых статуэток — фарфоровых кошек. — У меня было достаточно времени, Катерина, чтобы собрать картинку воедино. Вот что я думаю: вы совершенно случайно проглотили кольцо, предназначенное другой, а в страхе за свою жизнь согласились стать невестой Антона Громова. Так?

— А вы у Инессы спросите. Она наверняка знает правду, — язвлю я.

Беркутова больше не интересуют статуэтки. Он нацеливает все свое внимание на меня, медленно подходит и, сев рядом на корточки, как-то по-братски тепло берет мои поледеневшие пальцы в свои ладони.

— Катя, — говорит, глядя в глаза, — у твоей бабушки сейчас наш агент под видом соцработника. Здесь я. Если тебе угрожают, скажи сейчас. Я даю последний шанс тебе. И себе.

Я хмурюсь, не понимая, о чем он.

— Дело с Громовыми затянулось. На меня давят сверху. Если я не прекращу, меня лишат погон. Полковник выдвинул последнее предупреждение.

Пять дней назад я мечтала о такой возможности. Выдала бы Антона со всеми потрохами. Сейчас же смотрю на майора и признаюсь самой себе, что полюбила того дурака со всеми его недостатками. Нутром чую, что он может измениться, отречься от соблазнов власти. И шанс я хочу дать ему, а не нам с майором.

— Извините, но я ничем не могу вам помочь. — Вытягиваю свои пальцы из мужских рук. — Я люблю Антона, и скоро мы поженимся.

Беркутов секунду сверлит меня взглядом. Скорее всего, мое решение поставит крест на его карьере или подпортит репутацию. Но о нем я хотя бы не буду сожалеть.

— Если у вас больше нет вопросов, позвольте мне отдохнуть.

Вздохнув, майор встает. Глаз не отводит. Ждет, надеется. Но не получив желаемого, выходит в коридор.

— Бандиты бывшими не бывают, Катерина, — говорит мне на прощание, обуваясь. — Вы могли остановить неминуемое.

Открыв дверь, сталкивается с Сонькой и замирает. Ступает вправо, она туда же. Влево — то же самое. Пока, наконец, не хватает мою растерявшуюся подругу за плечи и не отодвигает, чтобы пройти.

— Ого, какой мужик! — констатирует Сонька, проводив его спину взглядом. — Как медведь.

— Я бы сказала, как танк.

Она переводит взгляд на меня и, широко улыбнувшись, раскрывает свои объятия:

— Ну привет, козявка!

С подругой мне повезло. Такие умеют дружить по-настоящему. Не завидуя и не предавая.

Обнимаемся и чмокаем друг друга в щеку. Не знаю, как выгляжу я в ее глазах, но с Сонькой явно что-то произошло. Слишком ухоженная и счастливая. Новая сумка, туфли. Волосы перекрасила, добавив красных прядей. Кофточку модную купила. Да и шорты эти я у нее раньше не видела.

— Быстро ты вывела неудачный перманентный макияж, — замечаю я, впуская ее в квартиру.

— Забудь! — Машет она рукой, снимает туфли и, оставив сумку на этажерке, достает из нее новый смартфон в блестящем чехле.

— Ты что, богатого папика нашла? — предполагаю я.

— Глупостей не говори. Ты же знаешь мое отношение к романам. Пять сек. Отвечу. — Быстро тапает ногтями по сенсору, отправляет сообщение и здоровается с вышедшей из кухни мамой: — Здрасте еще раз, Лизавет Геннадьевна!

— Отлично выглядишь, Софья! — делает ей искренний и уместный комплимент мама.

— Спасибо! — Подруга убирает смартфон в сумочку и, не дожидаясь приглашения, дефилирует в мою комнату. — Работу сменила. Нервотрепки нет, зарплата есть. Стыдно плохо выглядеть.

— Мам, мы поболтаем, — предупреждаю я, закрывая за нами дверь.

Я и правда прекрасно знаю отношение Соньки к романам. Когда-то все было иначе. У нее, как и у меня, были планы, цели, мечты и желание подарить себя тому единственному, который достанет ей звезду с неба. Все это было растоптано в наш школьный выпускной. Мне пришлось уйти с бала раньше, потому что бабушка плохо себя чувствовала. Я не могла веселиться, зная, что родной человек доставлен на «скорой» в больницу и лежит там под капельницей. А Сонька осталась…

До сих пор думаю, что была бы я с ней — и перепивший Димка Волков, который бегал за ней последние два года, не затащил бы ее в туалет. Ему дали четыре года, а ей досталось изувеченное восприятие мужчин.

Ее реакция на Тимура Беркутова — исключительный автомат. Она не подпустит к себе никого противоположного пола. Со стороны будет восхищаться, чуточку мечтать, но не позволит к себе даже прикоснуться. Потому и заметалась, когда с майором столкнулась. А потом сжалась вся, когда тот ее еще и за плечи схватил. Не удивлюсь, если сердце в груди так и