Я немного неуклюже откидываюсь назад и снова обращаю свое внимание на телевизор. По крайней мере, так это, наверное, выглядит со стороны. В действительности я замечаю каждое мельчайшее движение Купера, который все еще находится рядом со мной. Все мои чувства сосредоточены только на нем.

– Спокойной ночи, Энди. – Слова теплые, но интонация холодная. Он прочищает горло и встает с дивана. – Мне подвезти тебя завтра? В то же время?

После его реакции я немного удивлена таким вопросом, поэтому все, что я могу – это лишь кивнуть ему в ответ. Купер разворачивается и выходит из гостиной, и, когда он скрывается в своей комнате, я понимаю, что немного разочарована. Я разочарована, потому что не сделала этого. И потому, что хотела этого.

– Черт побери, – шепчу я и закрываю глаза. Мне действительно очень нравится Купер.

* * *

Сейчас вечер воскресенья. Вступительные мероприятия закончились, первые дни в университете уже позади, и с этого момента учеба становится действительно серьезной. Джун особенно устает от семинаров по праву и налоговому кодексу, а меня утомляют занятия по связям с общественностью. Но на самом деле нет ничего более утомительного, чем играть в настольные игры с лучшей подругой.

– Джун, клянусь тебе, если ты не придумаешь слово, я сойду с ума.

– Всему свое время!

Застонав, я опускаю голову лбом на стол. «Эрудит» – жестокая игра. Я играю лишь потому, что Джун ее очень любит, но сама я ненавижу ее до глубины души. Мы сидим на пушистом ковре в гостиной, и игровая доска лежит на полу между нами.

– Готово.

«Перекис».

– Что это такое?

– Слово.

– Это пишется «перекись».

– Но у меня нет мягкого знака. – Она складывает руки на груди. – И гласных типа «о» или «у», чтобы получилось что-то другое, тоже.

– Значит, ты не можешь выложить это слово!

– Но оно уже здесь! Как видишь, могу.

– Ты жульничаешь. – Я прищуриваюсь.

– Я просто по-другому трактую правила, – парирует она, прежде чем взять еще несколько букв со своей доски и добавить их к своему шедевру.

– Перекиска? Ты серьезно?

– А что, похоже, что я шучу?

Тем временем, медленно и определенно вызывающе, она засовывает жирный глазированный желтый пончик с нарисованным на нем смайликом себе в рот, что вызывает у меня улыбку. Я готова размазать его остатки у нее по лицу.

Но ей повезло: в гостиной появляется Мэйсон.

– Что здесь происходит? – Он подходит ближе. – А-а, «Эрудит».

– Она жульничает, – объясняю я, а она огрызается на него:

– Тебя это в любом случае не касается!

– Перекиска? – спрашивает Мэйсон, растерянно наморщив лоб, и Джун смотрит на него так гневно, что я бы не удивилась, если бы он в тот же момент воспламенился или взорвался силой ее мысли.

– Ты раньше такого не встречал? Посмотри в зеркало! – приторным голосом отвечает Джун, и у меня отвисает челюсть. Тем не менее Мэйсон только усмехается, наклоняясь все ниже и ниже, пока не опускает свои руки на пол рядом с доской, и тогда его лицо находится на уровне глаз Джун.

– Я люблю киски.

Боже, он этого не говорил. Джун сейчас выплюнет жалкий, скользкий остаток своего пончика ему в лицо, если он не увернется.

– Да ты ни одной в своей жизни не видел, – фыркает она, и глаза Мэйсона сужаются.

– Ну ладно. Достаточно, – рычит он, прежде чем выпрямиться. – Ты сама напросилась. Ночь игр! – Крик Мэйсона эхом разносится по гостиной, и пока я сижу, пораженная, Джун вскакивает и тычет пальцем ему в грудь.

– Тебе ничего не светит, ананасовый Мэйсон!

Он разворачивается на пятках, врывается в комнату Дилана, выталкивает его к нам – и я молча произношу одними губами «прости». Затем он делает то же самое с Купером, снова кричит: «Ночь игр!» и еще задолго до того, как Купер появляется в поле зрения, я слышу, как он недовольно ругается. Мэйсон чуть ли не силой тащит его к нам.

– Я тебя уничтожу, – шепчет Джун в сторону моего босса-соседа и тянется за новым пончиком.

* * *

Вокруг меня царит сущий ад, по-другому я это назвать не могу. На столе вместо игрового поля «Эрудита» разложены чипсы, мармеладные мишки и прочая гадость, которую Дилан раздобыл на кухне. Две пустые бутылки вина, одна откупоренная бутылка джина и наши стаканы красуются посреди всего этого хаоса. Мэйсон, как и Дилан, выпил только полбокала красного вина, а затем наливал себе воду. Мы с Джун и Купером прикончили все остальное вино и недавно перешли на джин, а Дилан уже некоторое время попивает что-то пахнущее, как газировка. Возможно, это какой-то энергетический напиток, не знаю, да и знать не хочу.

Мы перекинулись в карты и испробовали несколько разных настольных игр, потом еще сыграли в «Угадай, кто ты» – и тогда Мэйсон вместо знаменитости написал свое имя на бумажке, которую приклеил на лоб Джун. Она быстро сообразила, что ей загадали мужчину, и Мэйсон невероятно обрадовался, когда она задала вопрос:

– Он привлекательный?

Его ответ был, разумеется:

– О да!

На вопрос, понравился бы этот персонаж ей самой, все хором заорали:

– Нет!!!

А сам Мэйсон с нами не согласился:

– Он был бы твоим кумиром!

Сейчас моя подруга стоит напротив него и пытается описать, какое слово значится у нее на карточке. Мы играем в «Табу», и Джун катастрофически плоха в этой игре. Дилан сейчас в роли ведущего и отвечает за таймер, баллы и очередность ходов. Мы с Купером в паре. Но с такими противниками особо напрягаться нам не приходится. Мэйсон уже закатал рукава и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Таким раскованным и в некоторой степени отчаянным я его еще не видела.

– Это не так уж сложно, ты просто дурак! – подначивает Джун.

– Ах, вот как? Твое описание: оно большое и голубое и почти везде.

Мэйсону действительно нелегко дается эта игра. Особенно когда Джун объясняет.

– Что в этом не так?

– Все!

– Может, ты просто недостаточно стараешься?

– Это не небо… – начинает он снова.

– Конечно нет, потому что небо не голубое! – вопит Джун, и Мэйсон делает шаг к ней навстречу.

– Женщина! Предупреждаю, я выброшу тебя в окно.

На деле это лишь смешит Джун, в то время как Купер закидывает руки за голову, а мне становится интересно, почему я держу два полных бокала в одной руке.

Это возможно? Или у меня двоится в глазах?

– Что, прости?

– Небо черное! Оно только кажется синим из-за нашей ат-мо-сфеее-ры и тому подобного.