В это время неизвестный в белом сбросил маску, и Северов с удивлением увидел старое морщинистое лицо. Причем это лицо показалось ему смутно знакомым.

– Узнал? – проскрипел старик, и тут Северов его действительно узнал.

Это был его бывший тесть, отец покойной жены Маргариты. К собственному удивлению, он даже вспомнил, как его зовут, – Никита Сергеевич. Ну да, имя запоминающееся, был когда-то советский государственный деятель с таким же именем, он еще в ООН ботинком об стол стучал, чтобы слушались.

У Северова отлегло от сердца.

Его тесть был совершенно безобидным. Настоящий интеллигент. Даже с пистолетом в руке он не представлял ни малейшей опасности.

Северов облегченно выдохнул и проговорил терпеливым, примирительным тоном:

– Никита Сергеевич, что за нелепый маскарад? Что это вы напялили? Так боитесь нового вируса? И что за игрушка у вас в руках?

– Узнал, значит, – ответил тесть и, не опуская пистолета, сел во второе кресло, напротив Северова. – Это не игрушка, – проговорил он усталым скрипучим голосом. – Это австрийский пистолет «глок-17». Я за него заплатил достаточно дорого и взял несколько уроков у профессионала, так что вполне могу стрелять.

– Никита Сергеевич! – воскликнул Северов, подняв глаза к потолку. – Не смешите меня! Вы – и оружие! Это две вещи совершенно несовместные!

– Надо же! Как на тебя действует стресс! Даже Пушкина вспомнил! – усмехнулся старик.

– Что? Какого еще Пушкина? – бывший зять взглянул на него в недоумении.

– Неважно, проехали…

– Вот именно – проехали! Лучше положите пистолет, а то, не дай бог, он действительно выстрелит. Вдруг это и правда настоящий «глок».

– Конечно, выстрелит. Я его для того и купил. Чтобы ты заплатил по счету.

– По какому еще счету? Никита Сергеевич, говорю вам по-хорошему – положите пистолет! Вы старый, больной человек, вон у вас руки трясутся, я же вижу! Правда, еще выстрелите случайно!

– Ты меня явно недооцениваешь, Олег. Да, я стар и болен, но пристрелить тебя у меня еще хватит сил. Именно для этого я сюда и пришел – чтобы пристрелить тебя, как бешеную собаку. Ненависть придает мне силы. Мне осталось жить совсем недолго, но я должен успеть завершить то, что осталось, – очистить от тебя землю…

– Господи, какие пафосные слова! Да что я вам такого сделал? Чем вызвал такие сильные чувства?

– Чем?! Ты еще спрашиваешь? Ты лишил меня смысла жизни, убил мою единственную дочь и единственную внучку – и спрашиваешь, почему я тебя ненавижу?

– Да бросьте! Никого я не убивал! Маргарита от меня сбежала и попала в аварию. А девочку она просто выкрала! Если бы я знал, что она в машине…

– Что бы ты тогда сделал? Отозвал своего киллера?

– Да какого киллера! Говорят же вам, Маргарита сама виновата.

– Можешь не напрягаться. Я все знаю. У меня есть доказательства, показания свидетеля…

– Свидетеля? Какого еще свидетеля? Не было никаких свидетелей! Не могло быть.

– Ага! Ты выдал себя своими словами! А свидетель, между прочим, был. Машенькина няня…

– Чертова старуха! Она еще жива?

– Неважно, жива или нет. Она оставила запись, на которой все рассказала.

– Да врет она все! Врет, чтобы обелить себя! Чтобы снять с себя вину за смерть девочки!

– Не врет. Она записала это признание перед смертью, а перед смертью люди не врут.

– Все равно эта запись ничего не значит, ни один суд ее не примет!

– Один суд ее примет. Уже принял.

– Какой еще суд?

– Мой собственный! Я поверил этой женщине и вынес тебе приговор. А сюда пришел, чтобы привести его в исполнение…

При этих словах Никита Сергеевич поднял пистолет и направил его на Северова.

В эту минуту Северов и правда испугался.

По иронии судьбы в библиотеке не было установлено никакой электронной аппаратуры. Люди Фомина, которые проникли в дом Северова, просто не успели там побывать. Так что сейчас они фиксировали все, что происходило в кабинете Северова и наблюдали за охраной обоих гостей в бильярдной и столовой, а также присматривали за охраной самого Северова во дворе.

Но все, что происходило в библиотеке, ускользнуло от их внимания. Они думали, что Никита Сергеевич тихо сидит у себя в комнате. «Рита» сказала, что ему нездоровится, и даже сделала детский финт – положила свернутое одеяло на кровать и прикрыла его пледом. Сама она очень мучилась неизвестностью и была наготове.

А Северов испугался по-настоящему.

Старик, конечно, на ладан дышал, но его глаза буквально горели от ненависти, и это чувство могло придать ему силы. Да и много ли нужно сил, чтобы выстрелить из пистолета?..

Боковым зрением Северов заметил какое-то едва заметное движение возле двери. Взглянув в зеркало, висящее над камином, он увидел, что дверь библиотеки чуть заметно приоткрылась, за ней блеснули чьи-то глаза. В душе Северова снова шевельнулась надежда.

– Постойте! – воскликнул он, лихорадочно придумывая, как потянуть время. – Вы знаете, что сегодня происходит у меня в доме?

– Не знаю и знать не хочу. Меня это не касается.

– Очень даже касается! Вы не сможете отсюда выйти, здесь столько вооруженных людей…

– Меня это не интересует. Мне все равно осталось жить совсем недолго, и главное – совершить правосудие. А потом – будь что будет. Я даже могу застрелиться…

– Кстати, а как вам удалось сюда проникнуть?

– Вместе с эпидемиологами. Я был в таком же защитном костюме, как они, и ваши люди не обратили на меня внимания.

– С эпидемиологами? – удивленно переспросил Северов. – С какими еще эпидемиологами?

– Вы что, не в курсе? – Никита Сергеевич впервые криво усмехнулся. – Выходит, вы не знаете, что происходит у вас в доме? Как же так? Проглядели!

Северов снова бросил взгляд в зеркало. Дверь приоткрылась чуть шире, и он рассмотрел того, кто за ней прятался. Это был начальник его охраны с оружием в руках.

Никита Сергеевич навел пистолет на Северова.

– Вы его с предохранителя забыли снять! – выпалил Северов, пытаясь выиграть время и мысленно торопя Палыча: «Да стреляй, наконец!»

– Что? – переспросил старик, скосив глаза на оружие. – У него же нет предохранителя…

И тут прогремел выстрел.

Никита Сергеевич дернулся, как от сильного удара, выронил пистолет и упал на ковер. Однако в последний момент его пистолет тоже выстрелил: раздался негромкий хлопок, как будто вылетела пробка из бутылки шампанского, но пуля попала не в Северова, а в зеркало над камином. Зеркало покрылось сетью трещин, как старая картина кракелюрами, и в нем отразился Палыч, вбежавший в комнату, и Никита Сергеевич, растянувшийся на полу в безжизненной позе. В плече у него была кровоточащая рана, ковер под ним уже начал темнеть от крови.