стене странного дома для чудовищ… не раздумывая, решительно направился к большой круглой дыре, перекрытой какой-то мягкой преградой, похожей на распотрошенную и растянутую кишку быка или свиньи. У меня была мысль просто разрезать ее топором, но оказалось что это и не требуется. Надавившая на преграду рука провалилась внутрь, давая понять что эта странная пленка не является цельной и позволяет свободно входить и выходить. Правда, когда я ввалился в странный мясной коридор и обернулся, преграда вновь стала единой, без намека на проход или даже малое отверстие.

Выбросив все эти странности из головы и осмотрев слегка светящийся красным светом коридор, практически сразу уходящий резко вправо и вверх, не стал тянуть и сразу двинулся вперед… едва не лишившись головы прямо на повороте. Костяное копье чиркнуло меня по голове, заливая левое ухо горячей кровью, а я тут же отскочил назад, наконец-то поняв почему меня никто не атаковал снаружи. Как оказалось, обитатели кокона решили встретить гостя внутри и постараться задавить количеством. Позволять себя так легко убить не собирался, поэтому поспешно отбежал назад и, разрубив мешавшуюся пленку, нырнул в получившуюся дыру, вновь каким-то чудом уворачиваясь от летевшего в спину копья.

Встреча получилась даже слишком жаркой, но я не обиделся на хозяев этой большой хаты и перекатившись в сторону, прижался к стене сбоку от входа, готовясь высказать поджидавшим гостя чудовищам свое встречное приветствие. Видимо предвидя это, кто-то швырнул через раскрывшуюся пленку, зло щелкнувшую зубами гончую, сразу поймавшую затылком мой топорик. Затем отрубил высунувшуюся голову не успевшего ускакать прыгуна и отбежал в сторону, когда обезглавленное тело просто втоптали в землю хлынувшие из огромного чрева кокона твари. Видимо осмелевший и выбежавший вслед за всеми метатель поймал хилой грудью топорик и залетел обратно, ну а я, избавившись от одной из больших проблем, с радостью отдался понятному и желанному жару опасного боя.

Наверное около сотни чудовищ попытались задавить меня количество, но, получив хороший отлуп, принялись окружать свою жертву и бить с разных сторон. Подлая и ненавистная плеть вновь ухитрилась пробить мне живот своим резко удлинившимся щупом, но на этом ее успех и закончился. Позволив прыткой гончей укусить себя за правую руку, я, вновь ныряя в безумие боя и практически не чувствуя боли, ударом ноги откинул обнаглевшего жнеца. После резко уложил повисшую на мне псину на землю и обрушился на нее коленом и всем своим весом, ломая ей хребет и выдавливая нутро. Не вставая, тут же метнул мгновенно умершую гончую в набегающего слева безголового здоровяка и перекатился вперёд, уходя от рубящего удара жнеца и волоча за собой так и не отцепившегося хлыста.

Широкий взмах топора лишает жизни сразу троих попавшихся под руку чудовищ, а ответная атака какой-то шустрой пакости разрывает рубаху и кожу на моей спине. Не раздумывая прыгаю куда-то в сторону, падая на еще одну псину и, пытаясь подняться, вновь обрушиваюсь на помятую гончую из-за того что все тот же хлыст пробил мне стопу и дернул за свой щуп. Так и пришлось, уклоняясь сразу от нескольких ударов, перекатываться куда получилось и поспешно обрубать ’’канаты’’. Перехватив не успевшую стянуться конечность мелкой твари, резко дернул ее на себя и ударил топором по комковатому, похожему на большой кусок грязи, телу хлыста. Ну а избавившись от этой неприятной помехи… поймал спиной прилетевшее копье и нырнул лицом в рассыпающуюся пылью траву.

Задыхаясь из-за того, что метатель пробил мое легкое и яростно рыча, я, позабыв о страхе, резко поднялся на ноги и бросился на ближайшего врага. Увернувшись от когтей прыгуна разрубил его голову надвое, левой рукой метнул топорик в замеченного краем глаза поганого метателя и, не глядя попал или нет, тут же отклонился назад, пропуская перед лицом обдавший меня ветром кулак здоровяка. Затем, сильно замедляя его, рубанул со всей силы ему по колену и, перепрыгнув через эту большую тушу, ударил топором практически по кругу. Убивая всего одного мягкоголового жнеца и задевая еще двоих. Пнув в морду пытавшейся цапнуть за ногу псине, поспешно отскочил в сторону, туда где было меньше всего тварей и коротко хохотнул, чувствуя как вновь становится легко дышать, а все раны на теле стремительно зарастают. А завидев дергающегося на земле метателя с пробитой топориком грудиной и вовсе рассмеялся, понимая что эта битва еще только начинается.

******

Не знаю как долго длилось это затянувшееся сражение. Кажется что целый день. Вот только я не почувствовал боли или усталости, даже когда разрубил на части последнего здоровяка. У этих тварей не было головы, поэтому приходилось разделять их на несколько частей чтобы точно оборвать эту бесполезную жизнь. Ну а закончив с последней тварью и не высмотрев в округе других, не задумываясь пошел обратно к кокону. Чувствуя еще не остывший жар боя, разрубил надвое выскочившего из прохода жнеца и сразу вошел внутрь и сам. Пробежал начало коридора, прыгнул за угол, мешая возможной засаде попасть по себе… и пораженно замер на месте, осматривая большое помещение в котором оказался.

Второй полученный за сегодня боевой ранг еще продолжал залечивать полученные мною раны, а глаза высматривали монстров, но разум уже осознал что опасности тут нет и позволил опустить изготовленный к бою топор. Точнее… Да, ничего опасного рядом пока еще не было, но вот тварей рядом было столько, что их бы с лихвой хватило бы чтобы завалить меня своей огромной массой. Понимая что этот кокон как-то связан с теми огромными червями, я шел вдоль стены, прикасаясь к многочисленным, растущим прямо из мясной стены яйцам из которых и должны были выбираться чудовища неизведанных земель. Вот только сейчас они были абсолютно недвижимы и кажется не спешили… вылупляться, реагируя на мое присутствие и прикосновения.

С некоторым разочарованием еще раз убедившись в том, что нападать на меня тут никто пока не собирается… не долго думая, вскинул топор и разрубил один из коконов в ближайшем к полу ряду. А после этого, мягко говоря, удивленно посмотрел на небольшого еще не обретшего свой привычный образ жнеца. Будто бы нерожденный ребенок в утробе матери, он не мог быть для меня угрозой и вызывал лишь отвращение смешанное с недовольством. Желая выплеснуть свою бессмысленную злость на слишком слабого врага, я раздавил этот бестолковый