Николас, в гневе сорвав с головы шапку, бросает ее вниз и запускает руку в волосы. Весло плывет ко мне. И я не могу удержаться. Громче моего хохота сейчас ничего во всей вселенной не сыскать. Он отражается от леса, вспугнув стайку дроздов. Стучит в крови Николаса так, что он готов взорваться.

Если бы я сейчас не рассмеялась, Николас, вполне вероятно, сел бы и спокойно придумал план, который не предусматривал бы окунания в воду. Но я так умело дергаю за ниточки, что способность связно мыслить отпихивается в сторону, и поведение Николаса приобретает совершенно нениколасовский характер.

Подобрав шапку и напялив ее на себя, он крепко завязывает уши под подбородком, а затем ныряет в ледяную воду. Мне становится еще смешнее, я уже икаю, а ребра болят.

– Что ты… черт побери… делаешь? – восклицаю я между приступами ехидного веселья. Ну и в ситуацию он себя загнал. Нет, правда! Теперь ему придется плыть к берегу. Ничего лучше со мной не случалось. Тело уже готово сдаться, ослабев от хохота, и я без сил прислоняюсь к шезлонгу.

Но по мере приближения Николаса я различаю черты его лица и свирепое неистовство в глазах. Его ботинки и одежда, наверное, якорем тянут его вниз, но плывет он ко мне с воинственной быстротой.

О, дьявол.

– Я бы тебе помогла! – кричу я, идя на попятный. – Тебе надо было оставаться там.

Это правда, я бы нашла какой-нибудь способ помочь. Где-нибудь через час, когда он насиделся бы в каноэ, а я выложила бы это все в прямой эфир.

Николас вылезает из пруда, промокший насквозь и стуча зубами, и враскорячку идет ко мне.

– Ой! – пищу я, пригнувшись и закрыв лицо руками. Он подхватывает меня и перебрасывает через плечо, и я успеваю только подумать: «Ничего себе!» Он сильнее, чем выглядит. Может, это от адреналина.

Николас поворачивается на пятках и идет обратно к пруду. Осознав, что он хочет сделать, я вцепляюсь в него изо всех сил, будто от этого зависит моя жизнь, одновременно пинаясь и дергаясь.

– Нет! Даже не смей! Николас, я серьезно!

Он переворачивает меня, чтобы взять под мышку, и останавливается, широко расставив ноги. Я извиваюсь змеей, но он держит крепко и опускает вниз, пока до воды не остается пара сантиметров. Наши взгляды встречаются в отражении, мой паникующий и его огненный.

– Николас Бенджамин Роуз, клянусь богом, если ты прямо сейчас не отпустишь меня, я позову полицию!

– Прямо сейчас? – поддразнивает он, опуская меня еще на сантиметр. Он утопит меня.

– Не прямо! На землю! Поставь меня на землю! – Я пинаю его, но сама только больше наклоняюсь вперед. Он уронит меня прямо лицом в воду.

Николас медлит. Думает. А потом, проявив недюжинную силу, переворачивает меня, как блинчик, и я оказываюсь с ним лицом к лицу. Будто только что, наклонив в вальсе, он склоняется надо мной, словно для поцелуя. Легкие забывают, как дышать, я сама замираю с широко открытыми изумленными глазами, а он все ближе, ближе, ближе. Его губы почти касаются моих, и в глазах укрепляется намерение. Приняв свою судьбу, я закрываю глаза, готовясь к поцелую, и тут он резко опускает меня в воду. Волосы намокают, ледяная вода доходит до самых корней.

Я кричу.

Он смеется и вытаскивает меня.

– Сволочь! – ору я, колотя его по руке. Николас на это хохочет еще громче. Мои волосы все еще напоминают Северный полюс, и травма у меня останется на всю жизнь. – Тут же морозильник!

– Представь, каково мне.

– Я не виновата, что ты прыгнул в воду, идиот!

Николас отворачивается и неспешно уходит.

– А не надо было надо мной смеяться.

Зарычав, прыгаю ему на спину, роняя на землю. Отчета в своих действиях я уже не отдаю, знаю только, что должна уничтожить этого человека. Сидя на нем, я то с одной стороны, то с другой сгребаю горы сухих листьев и яростно швыряю сверху.

– Ты что делаешь? – спрашивает он, лежа лицом вниз. Листья водопадом сыплются ему на затылок. Его грудь приподнимается, а потом меня подкидывает то вверх, то вниз, прыг, прыг, прыг, когда он начинает смеяться. – Пытаешься меня… похоронить?

– Заткнись и прекрати дышать!

Николас уже воет от хохота. А я так расстроена, что он меня не боится и не воспринимает свою кончину всерьез, что в наказание сама прыгаю на нем вверх-вниз.

Николас перекатывается и хватает меня за руки, пока я не успела дотянуться и придушить его, и с кривой усмешкой переплетает наши пальцы.

– Ты бы себя сейчас видела.

Кровожадный Джек Фрост, вот он кто. Эта картинка вызывает очередную вспышку гнева, и я борюсь, пытаясь вырвать руки. Он не отпускает, только усиливая хватку.

– Перестань мешать мне тебя уничтожить!

У него уже слезы текут по щекам, а дыхание вырывается облачками пара, и я внезапно понимаю, как сильно мне нравится его смех. Его улыбка. Сама по себе она вполне обычная, но когда у глаз собираются веселые морщинки, а в меняющих цвет радужках отражается солнце, это что-то невероятное.

Среди листьев, с которыми я возилась, попадались и сосновые иголки, исколовшие мне ладони, и теперь руки чешутся. Я тру их о щеки Николаса, используя его щетину как когтеточку. Брови у него тут же в недоумении ползут на лоб, из глаз по-прежнему текут слезы. Он смотрит и смотрит на меня.

– Ну ты и шизик, – по-доброму говорит он.

Я фыркаю. Никогда не слышала от него это слово. Миллион раз он называл меня «нелепой», но «шизик» звучит так по-дурацки, что я тоже начинаю смеяться и плакать одновременно.

– Что? – широко улыбается он.

– А ты манерный мордофиля!

Мы оба смеемся.

– Я где-то увидела в интернете, – настаиваю я. – Это настоящее слово.

– Твоя мама – вот настоящее слово.

– А твоя мама – настоящее ругательное слово.

Он выпускает мою руку, протереть глаза.

– Туше. – А потом спрашивает: – А что такое «мордофиля»?

– Наверное, морда Фили.

– Ах да, точно.

Я слезаю с него, и только он садится, толкаю его в грудь и бегу в дом, хихикая над обманом полученной форой. Знаю, что первым делом ему захочется в душ, так что тут я его обыграла. Едва влетев внутрь, срываю с себя мокрую одежду, трясясь как осиновый лист, и закрываюсь в ванной. Муа-ха-ха. Теперь ему придется подождать. Час тут просижу и изведу всю горячую воду.

Душ только-только стал достаточно горячим для приятно-обжигающего, когда Николас вскрывает замок и врывается внутрь. У нас одна из тех ручек, где замок можно взломать, вставив в зазор монетку и повернув. Мне эта уловка помогала каждый раз, когда что-то нужно было в ванной, а он запирался там побриться или полюбоваться собой в зеркало, но что-то мне не нравится быть по другую сторону баррикад.