Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аттикус прищурился в раздумье.
— Это возможно. Многие животные придерживаются определенного распорядка дня, но морские хищники, как правило, к их числу не относятся. Они не могут быть уверены, что найдут пищу в следующий раз. С другой стороны, я сомневаюсь, чтобы эта тварь имела проблемы с поиском пропитания, поэтому предположение о своеобразном распорядке дня допустимо.
Когда Аттикус закончил, О'Ши сделал удивленное лицо.
— Что с вами? — осведомился Аттикус.
— Я-то ожидал, что вы, сметая все и вся на своем пути, броситесь в рубку, затем прыгнете в «Манту» и понесетесь убивать зверя. А вместо этого услышал лекцию океанографа о питании животных. Похоже, что красота действительно способна убить чудовище.
К мужчинам присоединилась Андреа, одетая в шорты и синюю футболку. Ноги ее были босыми, поскольку из обуви она располагала лишь единственным ластом.
— Если ты действительно собираешься сделать это, то сначала оденься, а потом уже покончим-ка со всем этим.
Она сунула Аттикусу в руки его одежду и прошествовала мимо О'Ши в коридор.
О'Ши улыбнулся:
— Или как?
— Как пройти на мостик? — высунулась из коридора Андреа.
— Я не уверен, что Тревор…
Андреа проигнорировала его слова.
О'Ши вопросительно посмотрел на Аттикуса. Тот только пожал плечами:
— Она подписала бумагу о неразглашении.
Андреа, не обращая на них внимания, опять шла по коридору.
Аттикус, путаясь в штанах, сказал священнику:
— Вам лучше пойти с ней. Проследите, чтобы у нее не было проблем.
О'Ши двинулся было за женщиной, однако остановился.
— А вы куда?
Аттикус посуровел и произнес:
— Убить его.
— Сейчас вот прямиком в «Манту»?
Аттикус кивнул, прислушиваясь к раздающемуся по коридору эху шагов Андреа:
— Присмотрите за ней в мое отсутствие.
О'Ши кивнул и быстро пустился по коридору.
— Бог в помощь, Аттикус! — крикнул он, не оборачиваясь, от самой лестницы.
Через минуту Аттикус, облаченный в джинсы, футболку и кроссовки, выскочил вслед за О'Ши, но побежал по коридору в противоположном направлении. Он сомневался, что даже Бог сможет помочь ему. Он сам превратится в дьявола, он станет воплощением смерти и разрушения. С каждым шагом по коридору к лестнице, ведущей на нижние палубы «Титана», пульс учащался, а ярость клокотала все сильней. Еще чуть-чуть, и он станет безжалостной неудержимой машиной и холодная ненависть наполнит его силой для противостояния с монстром, который отмахнулся от титанового гарпуна так, словно это была зубочистка. Если бы кто-нибудь повстречался с Аттикусом теперь, когда он мчался по лестнице, то мог бы принять его за ревущего от голода зверя, вышедшего на охоту.
Что было бы недалеко от истины.
Влетев в рубку, О'Ши увидел, что Тревор и Андреа мирно попивают кофе и над чем-то смеются. Тревор заметил тревогу на лице священника.
— Пришли проконтролировать меня, святой отец?
— Да я просто…
— Бояться нечего, добрый человек. В моих ли силах противостоять чарам прекрасной женщины, пока она является гостем на борту «Титана»? Сейчас, когда она не представляет правительство Штатов, она — само очарование, — сказал Тревор и, чокнувшись чашкой с собеседницей, сделал глоток.
Андреа встретилась взглядом с О'Ши и коротким кивком головы дала понять, что она вовсе не разделяет восторгов Манфреда по поводу их общения. О'Ши и без того из собственного опыта знал, что подобное доброжелательное обхождение Тревора является только хитростью, призванной расположить к себе противника, чтобы затем его уничтожить… иногда — в буквальном смысле этого слова. Он слышал достаточно исповедей, чтобы не питать никаких иллюзий на сей счет.
— Сэр! — раздался крик капитана. — Мы следим за монстром, но на экране появилось что-то еще, меньших размеров, и…
— Да-да, — покивал Тревор. — Наш герой откликнулся на призыв, как мы и предполагали.
Андреа вскочила на ноги.
— Что? — Она посмотрела на О'Ши и спросила: — Где Аттикус?
Священник показал на зеленый экран, над которым склонился капитан. На экране были видны несколько маленьких пятен: косяки рыбы и небольшая морская живность. В стороне — большая клякса неясных очертаний, за которой двигался очень крупный объект. К последнему по экрану скользил маленький овал. Тревор встал возле Андреа и ткнул пальцем в овал.
— Видите? Аттикус решил: сегодня — иль никогда.
Тревор проследил траекторию движения мини-субмарины: она должна была неминуемо встретиться с монстром.
Постучав по экрану, Тревор произнес:
— Тот, кто сражается с чудовищами, должен остерегаться, чтобы самому не стать таким же чудовищем. Когда вы чересчур долго заглядываете в бездну, бездна заглядывает в вас. — Он широко улыбнулся и посмотрел на Андреа безумными голубыми глазами. — Остерегайтесь Кроноса! Ибо чудовище охотится теперь за вами.
Андреа промолчала, но чувство безопасности вдруг исчезло.
— Вам будет любопытно узнать, — обратился к ней Тревор, — что мы заранее планировали одиночную вылазку Аттикуса.
Он повернул выключатель, и на стене рубки ожили пять мониторов. На четыре передавалось изображение с камер, расположенных по четырем бортам мини-субмарины, обеспечивая зрителям круговой обзор. На пятом можно было увидеть кабину «Манты» и злобно ухмыляющегося Аттикуса, сидящего за джойстиком управления.
— Мы можем переговорить с ним? — спросила Андреа, пытаясь выглядеть не слишком взволнованной.
— Конечно же можем, но мы не будем. Ведь не захотим же мы остановить разогнавшийся локомотив, — ответил Тревор. — Аттикус встретит свою судьбу так, как сам того и желал, — в одиночку.
В рубку с палубы вошел Римус в ярко-оранжевой рубашке-гавайке и с ухмылкой на лице. На мгновение он задержал сердитый взгляд на Андреа, затем молча занял место капитана за штурвалом.
— Как и мы все, — неожиданно серьезно посмотрев на Андреа, добавил Тревор. — Римус, начинаем преследование.
О'Ши с трудом сдерживал отвращение. Он достаточно хорошо знал Тревора, чтобы понимать: если с Аттикусом что-то случится, Андреа не проживет и дня. Если Аттикус не вернется с охоты, ему, О'Ши, необходимо будет помочь Андреа бежать с «Титана». Пока он не представлял, как это можно осуществить. И поэтому — в первый раз за всю свою жизнь — О'Ши молился. Это была не одна из тех молитв, которые с такой легкостью он сочинял на протяжении стольких лет для ублажения Тревора, а подлинное обращение к Богу, единому и всемогущему, кем бы Он ни был.