с запахом этого притона, бросающего тень на репутацию всего города, господин Орд.

Ронделе погрозила Оланну пальчиком и продолжила приветствовать выпускников и коллег. Когда учительница увидела троих друзей, то охнула и прижала руку к сердцу. Она подошла к скамейке, где сидели, болтая ногами, Ула с Ниной и Алеком, и молча потрепала Нину по голове. Нина раздражённо пригладила волосы, которые, впрочем, продолжили торчать во все стороны.

– Чего она охает?

– Ронделе впечатлительная.

– Всю голову разлохматила!

В ответ на это Ула ни с того ни с сего дёрнула Нину за волосы.

– Ай! Ты чего?!

– Причёску тебе поправила, – сказала Ула и дёрнула с другой стороны. – Теперь симметрично!

– Вот я тебе тоже сейчас как дёрну! – закричала Нина и попыталась ухватить Улу за косу, но та ловко увернулась, снова дёрнула подругу за вихор и пустилась наутёк.

Нина была ловкой и быстрой, но ежедневные тренировки оборотней сделали Улу практически неуловимой. Она проскакивала между людьми, перепрыгивала через стулья и смеялась над тем, как Нина не может её догнать. Девочки обежали приют и влетели в гостиную. Ула пронеслась сквозь кухню первой и юркнула за угол, откуда подставила подруге подножку. Нина растянулась на ковре в гостиной. Ула хихикала. Нина поднялась на ноги, она больше не играла в весёлые догонялки, а злилась и собиралась дать должный отпор. Но Ула снова оказалась ловчее, проскользнула под лестницей и встала у Нины за спиной.

– Смотри! – крикнула она и развернула Нину к зеркалу.

Та раскрыла рот от удивления. Она забыла, что секунду назад хотела только одного – проучить заносчивую подругу. Теперь всё внимание Нины было приковано к отражению в зеркале. Рыжая девочка в том же потёртом синем платье, только с идеально вьющимися локонами вместо непослушной соломы.

– Что со мной?

– Я давно заметила: когда ты злишься, твои волосы меняются, – радостно пояснила Ула.

– Получается, злость мне к лицу?

– Такое случается, Нина, – раздался за спиной знакомый голос. – Иногда мы неосознанно можем принять на себя чужие особенности характера или внешности. Кровь – это довольно серьёзный носитель информации. Вот почему изучать её так важно.

– Я ничью кровь не пила, господин Сорланд.

– Мне помнится, ты рассказывала историю, как, защищая Алека, укусила женщину. Смею предположить, что этот подарок достался тебе от неё.

– Ещё одна бесполезная часть жизни вампира, – пожала плечами Нина, но от зеркала отходить не спешила.

– Любой дар можно научиться контролировать и со временем использовать в собственных интересах, – подмигнул ей Сорланд. – Пойдёмте прогуляемся, пока все не расселись за столы, мне нужно поговорить с вами.

Девочки в сопровождении учителя вышли на улицу, захватили по дороге Алека, и Сорланд не спеша повёл троицу в сторону озера.

– Надеюсь, вы серьёзно отнеслись ко всем предостережениям директора Маррон?

Нина, Ула и Алек дружно закивали.

– К тому, что вам нужно хранить в тайне и кражу светоча, и схватку директора с сестрой, и в особенности помалкивать о родимых пятнах.

Друзья снова кивнули.

– Я позвал вас на прогулку именно потому, что не верю, что хоть один из вас сдержит слово!

– Вы тоже не очень-то располагаете к доверию, учитель, – ответил Алек.

– Вы с самого начала знали, что мы почти не ошибаемся! Но ничего нам не рассказали!

– Раскаиваюсь и признаю, что был не всегда прав. Также должен признать: я не думал, что вы зайдёте так далеко.

– Скажите уж, зачем разыграли кражу светоча?

– После вашей записки я обратился к владельцу музея, а он, в свою очередь, к Маррон с просьбой создать охранные чары для витрины с фонарём. Что она и сделала. Но после третьей попытки вскрыть витрину владелец решил убрать экспонат из основной коллекции. Проще всего было инсценировать кражу, чтобы сбить настоящих грабителей с толку.

– Так, получается, Маррон с самого начала знала, что это её сестра пытается украсть светоч?

– Да. Именно поэтому в газетах о попытках ограбления ничего не писали. Маррон защищала экспонат на условиях абсолютной секретности.

– Как же Рита пронюхала, что её обвели вокруг пальца?

– Она воспользовалась отъездом сестры и явилась в школу под видом директора. Никто, кроме меня, не знал, что у Маррон есть сестра. Так она без труда выяснила всё, что нужно, и даже больше. Узнала, к примеру, о вашем существовании.

– А потом мы превратились в её сообщников! – покачал головой Алек.

– Перестаньте корить себя на чём свет! Вы неоценимо помогли тем, что обнаружили двойную игру Абеларда Келлена.

– Мы же рассказали про Келлена совсем недавно.

– Я стал подозревать его после того, как вы стали выписывать фамилии из газет.

– А про это мы никому не рассказывали, – удивилась Нина.

– Вы рассказывали об этом блокноту антикварного корсара. И как раз поэтому я вас собрал, – с этими словами Сорланд достал из внутреннего кармана пиджака три записные книжки, точь-в-точь похожие на Нинину. – Это не просто тетрадки, это средство коммуникации на расстоянии, изобретённое антикварными корсарами больше двух столетий назад. Видите, страницы пронумерованы не подряд? После первой идёт много пустых, и потом после второй. Это номера самих записных книжек, а не страниц. Тот номер, под которым вы пишете, и есть адресат. А палочки на обложке – это римские цифры, – учитель продемонстрировал обложку с вертикальной линией, увитой узором.

Нина поспешно вытащила из кармана свой. На нём стояла римская цифра два.

– Вам повезло, что у этой серии всего четыре блокнота в комплекте. И что все, кроме вашего, были у меня в коллекции. Достанься вам блокнот из серии с двадцатью копиями, хранящимися неизвестно где, и напиши вы туда что-нибудь посерьёзнее фамилий из газет – могла бы случиться беда. Именно потому, что я ни на секунду не поверю, что, разъехавшись на каникулы, вы прекратите свои игры в сыщиков, я передаю вам эти блокноты на хранение вплоть до нового учебного года. Чтобы у вас не возникло желания слать друг другу письма соколиной почтой!

Ула и Алек молча приняли от учителя по блокноту.

– Господин Сорланд, тут стоит печать «Собственность музея», вы что, стащили ради нас экспонаты?

– Нет, друзья мои, стащить что-либо на время или ради благого дела – это не по моей части.

Нина рассматривала носы своих башмаков, делая вид, что не понимает намёков учителя.

– Считайте, что владелец музея одолжил мне их по большой дружбе.

– Подождите, господин Сорланд, – сказала Ула, – но вы только что сказали – блокноты из вашей коллекции.

– Да? Стало быть, оговорился! Ну, прячьте подарки, а то нас давно уже ждут к столу! – сказал учитель истории и быстрым шагом удалился.

– Как считаете, это Сорланд – таинственный владелец музея?

– Думаю, Ула, ты совершенно права! Помнишь, он тащил здоровенный саквояж, когда нас встретил, и всё время о нём пёкся? – спросил Алек Нину, и та кивнула.

– Наверняка в этом саквояже Сорланд тогда вёз светоч.

Друзья проводили взглядом учителя, который гордой походкой шествовал к праздничному столу. Спрятали записные книжки по карманам и тоже направились к приюту.

– Берите стулья, вставайте сзади! Иначе не поместитесь в кадр! – раздавал указания Эгон Эхарт.

Обед давно закончился, десерт тоже был съеден. Теперь все готовились к традиционному фото на память. Те, кто не успел пристроиться впереди, забрались на стулья в последнем ряду. Оланну пришлось стоять на одном стуле с Улой, потому что Виктор без раздумий занял последнюю свободную табуретку. Старик Гроотхарт покрутил колёсики, потянул рычажки, нажал кнопку, и аппарат затикал, как часы. Гроотхарт мигом бросился к общей группе и улёгся перед теми, кто сидел на траве. Раздался звонок, затвор щёлкнул, из объектива вышло кольцо дыма, аппарат выплюнул готовую фотографию, а за ней ещё одну, и ещё, и ещё.

На снимке правая нога Гроотхарта висела в воздухе, он едва-едва успел упасть на траву. Агда смотрела не в камеру, а с любовью на мужа. Джут хохотала над шуткой Патрика, Симонэ, которого Росио держала на руках, от волнения выпучил глаза и был невозможно смешным, Ванду Вейн, как всегда, переполняли спокойствие и красота. Алаис, Тео, Амина – Ула рассматривала каждого по очереди, все эти люди стали для неё такими родными теперь, это была фотография большой дружной семьи. Ула скользнула взглядом вверх, до того места, где стояла