— Что я вам сделала? — сорвалась на крик Марьяна, желая узнать причину, по которой ее чуть не убили.

До этого инцидента она считала, что ревность не повод избавляться от человека, но как же она заблуждалась…

— Это был твой выбор, ты сама сюда приехала, — пугающим голосом прошелестела баба Галя, поворачиваясь к ней лицом.

Марьяна сильнее прижалась к Константину, чувствуя, как резво бьется его сердце, а ее собственное сердце от страха ушло в пятки и то и дело пропускало удары.

— Вы понимаете, что только что чуть не убили человека? — сурово спросил Костя, бережно поглаживая голое плечо Марьяны.

— Платон… Ну почему ты всегда выбираешь этих ведьм проклятущих, — почти шепотом проговорила Ковригина, но они сумели ее расслышать, потому что Баффи резко замолчала.

— При чем здесь мой дед? — возмутился Костя.

Марьяна, не мигая, смотрела на соседку и на какое-то время начисто позабыла, что на ногах у нее легкие тапки, а из одежды только мокрое полотенце да джинсовка, которую Костя, опомнившись, накинул ей на плечи.

Ковригина словно впала в транс, она облокотилась спиной на стену дома и, закатив глаза, принялась сбивчиво рассказывать свою историю:

— Я его так любила… Молодая я тогда была, совсем девчушка, а он мужчина видный, красивый, а глаза… Огонь в них плясал, да такой, что ух…

* * *

…В местном колхозе вовсю шла заготовка сена, все от мала до велика участвовали в общем деле, и юная Галина Ковригина не была исключением. Но она всегда была рада любой возможности лишний раз полюбоваться необыкновенной мужской красотой соседа. Несмотря на все условности, этот запретный плод ее неистово манил. Галя мечтала, что однажды Платон обратит на нее свое внимание, нарушив семейные узы. От таких мыслей ее не мучили угрызения совести, потому что она твердо считала, что за любовь можно и даже нужно бороться любыми способами.

Притаившись неподалеку от Платона, но так, чтобы он ее не заметил, Галя оперлась на черенок вил и засмотрелась на его мускулистую спину, напрягающуюся при каждом движении косы. Она могла бы еще долго подобным образом отлынивать от работы, если бы не заметила боковым зрением, как к ним осторожно приближается их соседка Марфа. Гале пришлось укрыться за стогом сена. Марфа ей по-своему нравилась, в отличие от других деревенских женщин, она не была сварливой и недовольной жизнью, наоборот, ее лицо никогда не искажала гримаса злости. Видимо, из зависти к ее красоте и покладистому характеру односельчанки люто ее невзлюбили, а увлечение Марфы травами и кореньями только оказалось им на руку. Злые языки тут же окрестили ее ведьмой, но Марфа с присущим ей достоинством стойко сносила подобные разговоры о себе.

Однако сегодня, к удивлению Галины, она выглядела взволнованно и небрежно, светлые волосы выбились из-под косынки от быстрой ходьбы, добавив ей простоты, но ничуть не умалив при этом природной красоты. Добежав до Платона, Марфа поправила платок на голове и, запыхаясь, начала разговор:

— Платоша, я боюсь… — нервно сказала она, озираясь по сторонам. — Мне кажется, что Семен о нас узнал, он какой-то странный в последнее время. Или сильно устает в поле, годков-то ему не мало. А вдруг я во сне что-то рассказала? Я ведь почти не сплю, вся уже извелась.

То и дело выглядывая из-за стога, Галина внимала каждому слову и даже забывала дышать, наблюдая за диалогом любовников.

— Успокойся, дело решенное, как и договаривались, вечером бежим, — отчеканил Платон, глядя на Марфу влюбленным взглядом.

Этот взгляд одновременно грел сердце одной девушки и вдребезги разбивал его другой.

— Главное, чтобы Семен раньше времени домой не вернулся, — тихо сказала она.

— Нам тут еще уборки до самой ночи, не вернется. А вы с Васькой незаметно приходите к мосту, когда народ уже коров начнет встречать, я вас там обожду, — инструктировал он ее, а Марфа ловила каждое его слово и кивала.

Дождавшись, когда они поговорят, а более удачливая соперница уйдет прочь, Галина вышла из своего укрытия и тихонько побрела к мосту через речку, о котором только что шел разговор. Она не могла переварить открывшуюся правду. По ее мнению, здесь не обошлось без приворота. В голове Галины не укладывалось, как Платон мог так отчаянно влюбиться в Марфу, которая, мало того, что уже немолода, так еще с ребенком и мужем в придачу.

От негодования Галя не могла найти себе места, отчего в ее юной голове пролетали шальные мысли о том, что у Марфы наверняка где-то спрятана соломенная кукла Платона с булавкой в сердце. Именно это могло заставить его влюбиться в Марфу. А еще Галя на полном серьезе считала, что признайся она ему в своих чувствах раньше, то Платон никогда бы не обратил внимания на другую, и именно Галя бежала бы с ним без оглядки от людских пересудов и прошлой жизни, а не эта ведьма.

За своими душевными метаниями Галина не заметила, как начало смеркаться и заметно похолодало. Она взглянула на тропинку, по которой спустилась к мосту, и увидела Платона. Он устало вытирал лоб, тяжело дышал и изредка хватался за сердце.

«Уже начала силы высасывать», — промелькнула у нее мысль. Она решилась открыть возлюбленному глаза на происходящее.

— Ты чего здесь делаешь? — сурово спросил он, когда ее заметил. — Ну-ка, брысь домой.

— Платон, я, хотела с тобой поговорить, — заплетающимся языком проговорила Галя.

— О чем? — недоверчиво нахмурившись, уточнил он.

— Зачем ты решил с ней сбежать? Она никого не любит, из мужа все соки выпила и тебя скоро погубит, — хрипло сказала Галина, с надеждой глядя на него, но Платон даже бровью не повел на ее слова. — Она ведьма, вот и опоила тебя чем-то, тебе надо к бабушке в соседнюю деревню сходить, она травок хороших заварит, и пройдет это наваждение…

— Ты что несешь? — рявкнул он.

— Я же тебя люблю, глупый, давно люблю, — торопливо говорила Галя, подходя совсем близко к объекту своего обожания.

От таких откровений Платон оторопел и еще больше побледнел.

— Пигалица, иди-ка ты лучше дальше в куклы играй, — отмахнулся он и рассмеялся. — Влюбилась она, вот те раз.

— Тебе смешно? — со слезами в голосе прокричала она. — Тебе действительно смешно? Я ночей не сплю, хожу за тобой, словно тень, а ты с этой ведьмой бежать надумал…

Галя едва узнавала себя, отказ Платона настолько ранил ее чувства, что она начала бить его в грудь кулаками все сильнее и сильнее, не помня себя от ярости. Он поймал ее руки и пренебрежительно отбросил от себя, но Галина не сдавалась. Она вновь ринулась к нему и своим недюжинным напором сбила его с ног. Ей вряд ли бы это удалось, если бы Платон не был так измотан за тяжелый трудовой день.

Дальше все для нее происходило как в тумане. Платон долго лежал без движения и даже не пытался подняться с земли. Галина подбежала к нему ближе и ахнула от ужаса, не желая верить в то, что смогла сотворить подобное. Она наклонилась ниже и убедилась, что Платон уже не дышит. Все это напоминало ей кошмарный сон… Камень, о который он ударился, почти не был запачкан кровью, и, по меркам Галины, был не особо внушительным, чтобы повлечь такие последствия.