— А чем она болела?

— Пневмония, как и ты. Она же тоже при той жуткой аварии на реке пострадала, — Диана Павловна печально поджала губы. — Думаю, если ты захочешь ей написать, проблем не будет. Человека с таким именем должно быть легко найти в соцсетях.

— Спасибо, — с чувством сказал Стас. — Очень рад был с вами увидеться, Диана Павловна.

— Я тоже, — улыбнулась она, но тут же посерьезнела. — Конечно, обстоятельства нашей встречи не особо радужные. Твоя мама… ее лечить надо. Возможно, в реабилитационный центр отправить. Если она не перестанет пить, состояние ее здоровья серьезно ухудшится. И для тебя это будет нелегко.

Пробормотав «спасибояпонялдосвидания», Стас побежал искать триста тринадцатый кабинет, прикидывая, какие соцсети ему надо установить на телефон для поиска Георгины Сахно. Сейчас это казалось первостепенной задачей. По крайней мере, мысли о ней не вызывали у него желания выброситься в окно.

Коридор, соединявший два факультета, был открыт только со стороны физмата. На двери, ведущей в корпус кибфака, висел замок, и даже до него было никак не добраться из-за горы старых парт и сломанных стульев. Единственным плюсом этого места было окно с широким подоконником, выходящее на площадь. Одним из множества минусов — то, что здесь мерзли уши. Стас спохватился, только поняв, что собственных он уже не чувствует. По Даниному примеру он накинул капюшон, не отрываясь от смартфона.

— Ну что? — спросил Даня, косясь на Стаса.

За окном лил дождь, не только перекрасивший пыльно-серую площадь в цвет мокрого асфальта, но и заполнивший трещины и сколы плит, которыми она была вымощена. Даня и Стас ушли сюда с последней пары — чтобы поискать следы девушки с цветочным именем в интернете.

— Вроде установил. Так… Оно хочет мою почту. Зачем ему моя почта?

— Чтоб с Новым годом поздравлять. Блин, Стас, где ты такой взялся в свои семнадцать? Я как будто деда учу соцсетями пользоваться. У тебя же есть почта в принципе? Куда тебе документы о поступлении присылали?

— На мамину.

Даня поджал губы и, отобрав Стасов телефон, принялся регистрировать для него почтовый ящик. Стас не знал другого человека, кто так спокойно и без издевок реагировал бы на то, что он маменькин сынок. Он сам до недавних пор относился к такому положению дел с убийственным равнодушием, но затем баланс пошатнулся, матушка пустилась во все тяжкие, и уже Стас чувствовал, что должен взять на себя ответственность за их общее благополучие. Его словно заперли в замкнутом пространстве, а сверху неумолимо опускался пресс — и никак из-под него было не улизнуть.

Поэтому Стас полюбил походы в универ. Это — и то, что здесь был Даня, а еще где-то Капюшонник со своими помощниками калечил розовых зайцев и прятал в их податливые внутренности свернутые записки. Стас начал ловить себя на том, что все чаще смотрит по сторонам, выискивая розовые пятна в своем бесцветном мире. Пожалуйста, думал он. Подбросьте мне игрушку. Напишите в записке, что я должен сдохнуть. Не прекращайте.

— Я нашел какой-то очень старый аккаунт в гугл+, — объявил Даня спустя пару минут, как Стас закончил с установкой инстаграма. — Георгина Сахно, девяносто второго года рождения. На фотке волчица, как оригинально. Последнее обновление… 12 декабря одиннадцатого года.

— Ей двадцать семь… — Все знакомые Стаса были либо его ровесниками, либо ровесниками его родителей. — А больше ничего нет?

— Мертвый профиль на сайте с художниками. И все. Что по инстаграму?

— Поиск не находит. — Стас развернул к Дане надтреснутый экран смартфона. — Как думаешь, может быть такое, что она сменила фамилию?

— По одному имени тоже ничего не находится, — возразил Даня. — А имя красивое. Вряд ли бы кто-то стал его менять.

Неозвученная мысль, посетившая обоих, зависла в воздухе. Стас решился первым:

— Тогда, возможно, она умерла.

Даня вздохнул и выключил экран.

— Тогда это тупик, — сказал он и попытался убрать отросшие со дня встречи в бассейне пряди под капюшон. Они были достаточно длинными, чтобы падать на глаза, закрывая Дане обзор, но пока недостаточно, чтобы их можно было откинуть и забыть. Стасу нравилось наблюдать, как Даня сражается с ними, зачесывая назад растопыренными пальцами, но через пару раундов признает поражение. Интересно, что нужно сделать, чтобы быть рядом в день, когда он одержит победу?

— А что ты вообще в больнице делал? — заметив, что Стас смотрит, Даня повернулся к нему, оставив непослушную челку в покое. Смущенный, Стас не успел придумать подходящую ложь.

— Ночью маму забрала скорая.

— Блин. А что случилось?

Память услужливо вернула Стаса в гостиную, к желтоватой лужице рвоты на полу и матушкиной руке, свесившейся в нее с дивана, к страшным прерывистым вдохам и бледности, граничащей с синевой.

Напилась до полусмерти, подумал он.

— Алкогольная интоксикация, — сказал он.

Даня посмотрел на Стаса почему-то виновато, и тот беспокойно заерзал на подоконнике. Он вовсе не хотел заострять Данино внимание на своей матушке-алкоголичке.

— Я не знал. Мне жаль.

Стас соврал бы, если бы сказал, что это внимание было ему совсем неприятным.

— Зато у нас хотя бы появилось это имя, да? — Он попытался сменить тему, и вышло, конечно же, неуклюже. Но Даня сделал вид, что все нормально. — А как у тебя? Был на похоронах? Узнал что-нибудь?

— Нет. Решил, что могу напороться там на Самчика, он же у нас вездесущий, как святой дух. Хочу завтра после пар проведать одну старую знакомую. Она дружила со Шприцом и точно должна была пойти на похороны. Может, она что-то расскажет.

— А можно поехать с тобой? — с надеждой спросил Стас.

Даня не сразу нашелся с ответом, невольно выдавая, что первым порывом было сказать «нет». Но в итоге он решил, что Стас своим присутствием ничего не испортит, и кивнул, даже не представляя, какую услугу ему оказал.

Дал повод вернуться домой позже.

Сегодня утром тетя Лида вывела Стаса из манипуляционного кабинета, погладила по плечу, ласково улыбнулась. От ее дикой помады остались невнятные фиолетовые комки в уголках губ.

— Стасик, ты же умный ребенок, — начала она, и он по тону догадался, что будет дальше. Но не умел, не знал, как прервать ее, эту неразумную взрослую тетку, которая, не снимая полной участия улыбки, сейчас будет вбивать гвозди в крышку его гроба, один за другим. — Мама у тебя одна. Надо тебе ее беречь. Стараться, чтобы она не нервничала.

Почему это звучало так, будто это Стас не бережет ее, заставляет нервничать, — будто это из-за него ей пришлось вызвать скорую?

— Я нашел у нее бутылки, — сказал он в порыве защититься. — Много. Коньяк, водка, вино… Я все выбросил…