плане Мам представлял собой четырехфутового идола (3) из дерева, железа и ткани, обитавшего под стропилами кофрадии – дома, где собирались адепты его культа. Для проведения церемоний на Мама надевали вырезанную из дерева маску, шляпу, ботинки и закутывали в цветастые кашне. Потом подносили дары в виде табака, спиртного, ладана и одежды, одновременно обращая к нему свои молитвы, на которые он мог ответить или нет. Как узнал Натаниэль, в число пророков Мама входил и персонаж по имени Франциско Сохель – предок, по словам окружающих, основавший культ в его нынешнем виде, диктовавший ритуалы и собственноручно вырезавший из дерева маску божества. Брошенный по приказу правительства в тюрьму, Сохель якобы был спасен самим Мамом, который занял его место в камере, спокойно покуривая сигару. После смерти Сохель вознесся на небеса и стал богом дождевых облаков. Легенда гласила, что, когда в нем возникнет самая настоятельная необходимость, Франциско Сохель обязательно вернется на землю.

Проведя в Сантьяго Атитлан год, Тарн стал доверенным лицом Николаса Чивилью, самого продвинутого в деревне айкуна, то есть шамана. Когда наступила Священная неделя, Тарн помог выстирать в озере одежду Мама, приняв участие в соответствующем ритуале, и не когда-нибудь, а в полночь, когда, по всеобщему убеждению, больше всего сближаются два мира – подлунный и потусторонний, которым правят духи и боги. Некоторые имели обыкновение пить воду, в которой стиралась одежда божества, полагая, что она обладает целительной силой. Тарн помог разложить ее для просушки, но, когда пришло время читать молитвы, оказалось, что всех слишком уж разобрал хмель. «Мне казалось, что мы все можем просто попадать на землю и уснуть, но потом подумалось, что у меня, пожалуй, все же хватит сил довести дело до конца, – вспоминал Натаниэль, – поэтому я преклонил колени и на ломаной латыни прочел всю проповедь из католического молитвенника Николаса, сопровождая свои слова театральными жестами и размашисто осеняя себя крестом». Вскоре после этого, когда он днем работал у себя дома, к нему пришел крестьянин, переступил порог и присел на краешек стола. «Знаешь, многие в деревне считают тебя богом», – произнес гость.

Еще до приезда Натаниэля в Атитлане воцарилась атмосфера мессианства. Противостояние традиционных католиков и адептов культа Мама достигло критической точки. На местном уровне приняли законы, запрещавшие поклонение Максимону и облагавшие огромными штрафами тех, кто откажется подчиняться. Ситуация накалилась до такой степени, что Николас Чивилью, подбодрив себя порцией выпивки, послал президенту Гватемалы телеграмму с просьбой вмешаться и защитить свободу их вероисповедания. Клеймя Мама как порождение дьявола, несколько священников решили уничтожить идола – сначала попытались поджечь, потом выстрелили в него из ружья и, наконец, отрубили ему голову и похитили две из трех его деревянных масок – реликвий, якобы хранившихся в Атитлане со времен сотворения вселенной. В журнале «Тайм» вышла статья, живописующая, как эти святые отцы бежали с места преступления с головой бога и мачете «в трепетавших на ветру сутанах». После святотатственного богоубийства (4) атитланских крестьян охватило уныние. Их не отпускало чувство, что мир перевернулся вверх дном, что наступил конец света, что их ждет неминуемый божий суд.

Без конца задаваясь вопросом о том, удастся ли ему выяснить, куда девались украденные маски, Натаниэль, наведя в посольстве Франции кое-какие справки, узнал, что одна из них оказалась у французского священника, некоего отца Теста. Потом явился к нему с визитом, дабы убедить его пожертвовать артефакт одному из музеев Европы «во имя науки». Тот согласился, вероятно полагая, что лучший способ искоренить богохульство заключается как раз в том, чтобы сделать его предметом эмпирических исследований. Когда маска оказалась у него в руках, Тарн обнаружил, что ее изъели черви и лицо начало разлагаться. После чего отнес ее представителю Музея человека в Гватемале, который переправил реликвию в Париж, где ее дезинфицировали и отреставрировали (5). Некоторое время спустя Натаниэль уехал из Гватемалы и возвратился в Лондон. Маска осталась в Париже, вероятно, подглядывая и подслушивая во время показа «Безумных повелителей» в следующем году.

* * *

Упорно трудясь несколько лет в своем лондонском кабинете, Тарн выстрадал диссертацию на шестьсот страниц – по любым меркам слишком большую, подробно описав в ней свою экспедицию. В 1958 году выдержки из нее опубликовало одно из испаноязычных гватемальских изданий, озаглавив свой материал Los escándalos de Maximón («Скандалы Максимона») и поместив на обложку силуэт маски Мама, в качестве фона использовав психоделический узор, стилизованный под дерево. На вышедшем когда-то из-под резца скульптора лице читается огорчение: Мам закрыл глаза, будто собираясь с духом перед тем как сразиться с этим миром, но при этом сложил бантиком губы, открыв их достаточно, чтобы зажать в зубах жертвенную сигару. В конце 1970-х годов в Сантьяго Атитлан поселился молодой американец Мартин Пречтель, музыкант, ставший учеником Чивилью. По капризу случая у него оказался экземпляр этой книги. В один прекрасный день, придя к Пречтелю домой, шаман увидел ее обложку с изображением маски, возвращение которой сам же предрекал без малого тридцать лет. Вид маски возродил в его душе мечты о ее новом пришествии, которые тут же подхватили другие. Пречтель с Тарном никогда не встречался, о том, что в Париже маска оказалась благодаря Натаниэлю, понятия не имел, но американец от имени жителей деревни решил написать в упомянутый в книге Музей человека.

Примерно в это же время Натаниэль, со своей стороны, вступил с учреждением в полемику по поводу того, чтобы вернуть артефакт в Атитлан, попутно прорабатывая с хранителями и юристами вопрос о правовом статусе реликвии – из Атитлана хлынул поток писем и петиций, стремящихся убедить совет директоров музея, что маска была не подарена, а лишь предоставлена на время, поэтому ее обязательно надо вернуть. Достигнув соглашения, стороны назначили дату возврата реликвии на родину – 1 марта 1979 года. В честь этого знаменательного события в деревне организовали церемонию, с одной стороны, бюрократическую, с другой – шаманскую, устроив в этот день пир с песнями, танцами и речами, в котором приняли участие жители деревни, местные политики и представители музея. Натаниэль, в полном соответствии с привычкой выбирать для своих поездок самые сложные маршруты, решил ехать в Гватемалу вместе с женой Дженет на микроавтобусе из городка Нью-Хоуп в штате Пенсильвания и поэтому чуть было не опоздал.

По прошествии без малого тридцати лет вид Натаниэля изумил аборигенов. Пока он сидел во время церемонии на скамье, они постоянно подходили к нему, спрашивали, куда он пропал на целых двадцать семь лет – умер или просто уснул, и интересовались другими божествами Священного Мира. Дженет, сидевшая рядом